Сибирские огни № 11 - 1969
— Ты идешь на день поэзии? Спросил вроде мимоходом, потому что не спросить уж совсем оскор бительно. — Тебе же не хочется, чтобы я шла. И ей действительно казалось в эту минуту, что она одинока и безраз лична ему, занятому работой, мыслями об институте. И оттого, что созна вала громадность его де ла , почти вещественную его осязаемость, ее д е л о представлялось мелким, суетным. Он ушел в переднюю. Хлопнула дверь. Идя по широкому коридору на четвертом этаже, в потоке темной, говорливой, молодой и чертовски занятой собой толпы студентов, Анна снова думала о том, что чего-то главного в повести не ухватила. Дни поэзии вошли красным числом в институтский календарь —и не только потому, что молодежь шестидесятых годов насквозь пропитана стихами. Сергей, любивший пококетничать, называл себя «сухарем», на самом же деле считал, что человек, как драгоценный камень, должен светиться не единой гранью. Ему нравился запал Владимира Глаголева, с которым тот бросался на помощь комитету комсомола, когда дело ка салось литературных вечеров, встреч, диспутов, и дни поэзии обставля лись в институте особенно торжественно. Выступали здешние поэты. И свои, доморощенные, коих в институте немало. Приезжали даже столич ные—Глаголев в лепешку разбивался. Нынешний день посвящался поэзии, загубленной войной, стихотвор-, цам, не дождавшимся своей настоящей славы. Портреты высились на сцене один к одному, словно упрямый отчаянный отряд, вставший, нако нец, лицом к лицу со своим читателем. Они смотрели в глаза ему, и перед незащищенной юностью их, прямотой и отвагой, перед жестокой нераз борчивостью смерти читатель притих и едва шевелился. Анна сидела в десятом ряду — нарочно одна, без знакомых, чтобы не отвлекали. Внезапно она почувствовала себя старой, прожившей жизнь и еще ничего не сделавшей. И до боли захотелось быть такой, как те, что сидели вокруг,—учиться чему-то, на что-то надеяться, слышать в себе нерасплесканный запас сил душевных и физических. И вдруг трез во подумалось, что это из-за повести — разве чувствовала бы себя так, если*бы повесть удалась? То есть, что же, значит —все-таки не удалась? Она не помнила отдельных страниц, не думала о них, она просто разом держала всю повесть в себе, и вот оттуда-то ползла и ползла на нее мертвящая пустота. Анна жадно смотрела по сторонам, пытаясь ух ватить, запомнить и то, и другое лицо, жесты, обрывки разговоров. Их было так много, что сливались в одно целое, неразъемное, веселое, жад,- ное, ниспровергающее, к о т о р о е ходило, топая по коридорам, смеялось бурно, взрывами, окликало, выкрикивало, заполняло актовый двухсвет ный зал, стоя, пело перед началом «Бригантину», хлопало, гудело и слу шало в тишине. Стихи... Они плыли в зал, падали, рассыпались... Цвели гиацинты, испуганно На ножки привстав в хрустале, Дышали фиалками, лгали нам, Сулили весну в феврале... Девчонкд была невысока и нестатна, взбитые волосы пегой шапкой надвинуты на лоб, а подрисованные глаза на неярком, обыкновенном лице смотрелись странно —хотелось улыбнуться этим наивным ухищ-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2