Сибирские огни № 11 - 1969

Анну, почему-то не сказал про Искру, хотя до последней минуты думал, что скажет, и хотя знал, что, не сказав, допускал снова существование какой-то тайны между ним и Искрой. 30 Наконец-то Сергей явился. После приема он бывал как подменен­ ный: усталый, дерганый, жаждущий тишины. Разделся и сразу ушел к себе. Повесть и рецензия дожидались его. Анна нарочно медлила на кух­ не, нервно прислушиваясь. Собрав ужин, пошла за ним. Сергей еще пе­ ребирал рукопись, дочитывая замечания Хандогина. Отложив в сторо­ ну,,взял газеты и встал. — А что ты хотела? —спросил спокойно.— Я не удивлен. — Чем не удивлен? Что старик увидел в повести? Или что синтез таких двух женщин, как я и Искра, не мог привести ни к чему другому? Или... — Анна! Обидная несправедливость, которую она не могла точно обозначить, но которая была, была в его реакции, заставила уйти, убежать, встать в темном углу столовой, унимая дрожь в горле. Из кухни донесся звук встряхиваемой газеты. Анна забралась с ногами на широкий свой диван. Диван был именно ее диваном, потому что выручал, когда уставала, мерзла или когда просто не писалось. Заметки пламенели и на полях, и на оборотных сторонах листов. Сделанные красным, они насмешливо приплясывали, дурачились, ехид­ ничали. Но отчего же красным? Они сливались в одно, Анна видела толь­ ко их. Ей казалось, будь они сделаны черным, мало заметным каранда­ шом, большая доля их категоричности снялась бы. Конечно, Хандогин не думал о главном редакторе. Он даже не столь­ ко выражал свое мнение, сколько отечески воспитывал, брюзжал. Она на минуту представила, как он все это говорит, даже не глядя на нее, озадаченный и озабоченный тем, что ненастоящее еще существует на све­ те. Его тонкие губы двигаются медленно, даже расстроенно-брезгливо, как у старого полководца, предвидевшего исход кампании. Он высмеи­ вал Сашу, а воспитывал Анну. Он отождествлял Сашу и Анну. Сердце его стерильно. Его оскорбляло плотское в Сашиной любви. Он не допу­ скал его и в Сатарове, потому и ехидничал. Наставления относились явно к Анне. Сережа так и воспринял. А теперь так воспримет и Подо- пригора. Было стыдно и нехорошо... Сколько горьких — куда там! —уничтожающих слов слыхала она от Салахова. Но разве подвергали они в такое вот состояние дряблости, униженности... бессилия? Они сверлили, буравили, обжигали ядом, но обтачивали, подтесывали. Он не жевал слова: «образ», «характер», «сле­ дует показать»... «Запомните, писатель никогда ничего не «показыва­ ет»!— усмехался Георгий Алексеевич, и она усмехалась согласно, убеж­ денная, что иначе никогда и не думала. Все эти привычные, исполнен­ ные здравого смысла, узаконенные понятия превращались в его устах в штампованные резиновые мячи, красные с синим. Хотя он требовал прежде всего ответственности перед самим собой потому, что «надо большую колесницу нашу помочь толкать вперед», он требовал ответственности именно за мысль произведения! И конечно, имел в виду характер, когда учил затруднять ходы героине, не делать героев бесплотными, показывал, как диалог должен быть ключом к