Сибирские огни № 10 - 1969

— Все не соберешь! — Иван махнул рукой, протиснулся между густо растущих осинок и ступил на поляну. И тут же отпрянул обратно. — Казаки! Заметили наших. Бежим в гору! Шарамович выглянул из кустов. Конный казачий дозор с шашками наголо растянулся на скаку вдоль берега реки. Иван схватил Шарамовича за руку, потащил за собой. — Скорей на гору! Там верхами не достанут! Но Густав остановил его. — Если один спасусь, скажут: послал людей на смерть, чтобы только себе добыть свободу. Нет, Януш, мое место там, с несчастными товарищами моими. Кто-то должен платить за разбитые горшки... А ты иди! Ты сражался честно и сделал все, что мог. Твоя совесть чиста... Обнял, крепко трижды поцеловал Ивана. Повернулся круто и по­ шел. Иван кинулся за ним. Шарамович обернулся и сказал строго: — Не дозволяю! Если тебя возьмут вместе с нами, вина наша ста­ нет много тяжелее. Иди! И никогда и никому не признавайся, что был с нами Иди, прошу тебя!.. Стоял и ждал, пока Иван скрылся в чаще. Потом повернулся, выбрался из осинника на луг и ровным твер­ дым шагом пошел навстречу неминуемой смерти. ВМЕСТО ЭПИЛОГА Давно потерян счет дням. Дни срывались и шелестели, как сухие листья под натруженными ногами... Хвоя на лиственницах пожелтела, как спелая рожь. Вызолотилась листва на березах, побагровела на осинах. Лужицы на тропах к утру затягивало хрустким ледком, на тихих омутках появились забереги. Тепло уходило, подступала зима. А Иван все брел и брел по тайге. Не один раз вилась смерть над головой. Уходил от нее в последней натуге. Как раненый зверь ползком добирается к норе, так и Иван тянулся к тому месту, где осталась живая душа, когда-то приветив­ шая его И вышел все-таки на ту речку, по которой сплыл год назад к Анисьиному зимовью. Теперь плота сладить не мог. И топора не было, и сил не осталось. Три дня гор\ переползал, миновал теснившие, реку скалы, выбрался на ровный <терег Отсюда до зимовья рукой подать. Даже и ему, увечному, за день доползти можно... Только есть ли оно, зимовье-то?.. Может, давно разорили и спали­ ли его. Может, устала жить одна в дикой чаше, ушла к людям... А мо­ жет, и не нужен теперь ей?.. Ничего не осталось у человека, кроме самой ломкой надежды, как вот тот хрупкий ледок у края воды...