Сибирские огни № 09 - 1969
стоящих друг от друга уличных фонарей, к полицмейстеру города Том ска явился на дом лакей известного по всей Западной Сибири промыш ленника и лесоторговца Козелло-Поклевского. Лакея не сразу допустили к господину полицмейстеру, но он, храня непроницаемо важное выражение на сытом до наглости лице, упорно отказывался объяснить свою надобность кому-либо другому. Когда же хотели вытолкать его из прихожей, пригрозил гневом господина полиц мейстера и сказал, что имеет весьма важные для него государственные сведения. По-видимому, и господин полицмейстер счел их важными. Отпустив лакея после продолжавшегося более часу разговора, полицмейстер тут же приказал закладывать лошадей, облачился в парадный мундир и поехал с докладом к штаб-офицеру корпуса жандармов. Доложить было о чем. Лакей сообщил, что хозяин его злоумышляет против властей. В под тверждение рассказал, что накануне был у хозяина офицер, по имени Иван, а отчество татарское. И обличьем офицер схож на татарина. Просидели вдвоем с хозяином весь вечер. Больше при их разговоре ни кого не было, только он,—лакей,—заходил несколько раз, накрывал на стол и потом подносил что надо. В сомнение ввело уже то, что прика зал хозяин накрыть к ужину у себя в кабинете, чего прежде никогда не случалось. И когда накрывал, а хозяин с гостем сидели на диване, при нем разговаривали не громко, а вполголоса. Потом уж, когда за шел меж ними спор, разгорячились оба и про него вроде забыли. А он так приноровился, чтобы чаще заходить: принесет кушанья из кухни на подносе, но с подносом в кабинет не входит, а поставит поднос на стол в передней комнате и в кабинет вносит по тарелочке. А один раз, когда уж очень дослушать нал« лыл0, уронил бокал хрустальный и подбирал потом с ковра все осколочки Тут полицмейстер, потеряв терпение, перебил доносчика и сказал ему, что пора- от посуды переходить к делу. — Для того все, как было, обсказываю, ваше, высокоблагородие,— возразил лакей,—чтобы доверие полное к словам моим. И рассказал дальше, что из услышанного понял: замышляется не доброе дело. Точно запомнил такие слова хозяина: «Если, действитель но, сумеете поднять своих татар...». И еще такие были сказаны слова хо зяином: «...летом, именно, этим летом...». Еще понял он, что офицер денег просил, ссылался на дальнюю дорогу, и хозяин обнадежил офицера, сказал, что за деньгами дело не станет. Когда же полицмейстер спросил лакея, не назывались ли в разго воре какие-либо фамилии и какие-либо города, лакей вытащил бумаж ку и подал полицмейстеру. Пояснил при этом, что, опасаясь забыть или перепутать, сразу, выходя из кабинета, записывал услышанную фа милию. На бумажке значилось два имени: Юзефа Ратынского и Павла Ляндовского Первая ничего не сказала полицмейстеру, зато о второй он был много наслышан. Лакей, правда, не мог сказать, к чему были названы в разговоре именно эти двое. Но фамилия Ляндовского,— одного из во жаков польского восстания 1863 года,— говорила сама за себя. Полиц мейстеру известно было, что Павел Ляндовский ходил в главных на чальниках всей повстанческой жандармерии, вылавливавшей провока торов и агентов тайной полиции. И не только ¡вылавливавшей, но и уничтожавшей их. «Считай, по-ихнему, вроде как начальник третьего отделения! —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2