Сибирские огни № 09 - 1969

Поднаторевший Генка извивается, как уж, в философском споре с Коржиным. Спор этот читается легко, с интересом. Но, к сожалению, четкой грани между воззрения­ ми Коржина и Бондарева автору провести не удалось. Дело не только в том, что Коржин разделяет некоторые взгляды Бон­ дарева. Не чувствуется нравственного пре­ восходства, подлинной убежденности, ко­ торая проявилась бы в поступках, в дей­ ствии. Взрослый Игорь ничего не совер­ шает. На протяжении повести он успевает всего лишь отдать опустевшую квартиру счастливой семье в обмен на маленькую комнату. Э:от благородный поступок рядом с эпизодами военного времени выглядит мелким, незначительным. Как бы ни были интересны философские разговоры, они не заменят живых картин. Чистое знание приходит и уходит. Опыт глубоких переживаний остается. Остаются дорогие образы, решающие события, все то, в чем «дышит почва и судьба», и только это —дорогое, пережитое — под ру­ кой писателя обретает художественную плоть и выразительность. Вот почему, во­ преки авторскому замыслу, «Отдаление» из отвлеченного философского диалога удачно превратилось в повесть о первой любви, о военном времени. Диалог — излюбленный прием Бурмаки­ на. Но он ему не всегда удается. Разгово­ ры Игоря и Оли привлекательны своей не­ посредственностью проявления чувств, бо­ гатством интонаций. Тут за репликами ви­ дится выражение лица, угадывается харак­ тер и состояние героя. А беседы Коржина с Бондаревым интонационно однообразны, в отвлеченных рассуждениях оба они поч­ ти неразличимы. Слово «отделение» автор обыгрывает в нескольких значениях: то в значении обо­ собленности отдаленности каждой лично­ сти вообще, то как временное охлаждение супругов (Игоря и Тони), то как противо­ поставление двух мировоззрений (Коржина и Бондарева) и, наконец, как ретроспектив­ ное созерцание в целях отыскания истины. В рассуждениях Коржин интересен именно тогда, когда обращается к прош­ лому, к истокам своих заблуждений и оши­ бок. «Теперь-то я понимаю, что в детстве был слаб душой, может быть, слабее мно­ гих своих сверстников. И потери, которые война обрушивала на меня, как и на миллио­ ны других людей, для меня были слишком тяжелы. Я не мог примириться с ними, и каждого, кто погиб уже, хранил, лелеял, даже, в душе, в памяти, считая, что их теперь нужно оградить от внешнего мира, во всяком случае, никого уж больше не пускать в свое сердце. Пусть вокруг про­ должается жизнь, пусть другие находят новое счастье — это не для меня. Все, что мне особенно дорого, все это спрятано во мне самом, и другого ничего не будет. Ко­ нечно, это было заблуждение, которое лишь все усложняло, углубляло и продлевало страдание. Оно тянуло за собой новые ошибки — я отдалялся от товарищей, чем вызывал их недовольство, а иной раз даже враждебность, я приходил к мысли, что никто меня не сможет понять, все больше терял доверие к другим...» Оказывается, в десятом классе Коржина разбирали на собрании за высокомерие; оказывается, однажды он струсил — не ре­ шился проводить Олю после школы, боясь, что придется драться поочередно со всем классом (отлично написанная глава!..). Все это повторилось потом, спустя много лет. «Я оберегал свое, самое сокровенное, даже от Тони. Я отбивался от всех попы­ ток проникнуть в мою душу, запечатывал ее наглухо... Страх, которому я однажды уступил, все дальше расползался во мне. Я все больше ревновал Тоню». И естест­ венно, Тоня потянулась сердцем к друго­ му человеку —к Знаменосцу, геологу Ко­ сову. Ценой больших потерь перестраивает свой характер герой повести. Ему веришь и сочувствуешь. Автор оставляет героя в- трудные для него дни: Коржину предстоит выдержать соревнование со Знаменосцем. Вероятно, он проиграет. Но как бы там нк было, отдаление сделало уже свое дело: Коржин перестроился, и откровенньГй рас­ сказ его может многому научить других. М. Х А Д А Х А Н Э ЧИСТЫЙ РОДНИК поэзии М ожно ли представить тувинскую поэ- ^ »зию без стихов Сергея Пюрбю? Ко­ нечно, нет. И не только потому, что он — старейшина и запевала тувинской литера­ туры, а и потому, что его поэзия навечно «привязана» к родной Туве. На русском же языке он издает книгу избранной лирики впервые.1 Поэзия С. Пюрбю автобиографична, по стихам поэта можно проследить не только главнейшие вехи его собственной жизни, но и в какой-то мере — судьбу тувинского на­ рода в последние 30—35 лет. С. Пюрбю был и остается певцом своей земли: «Если б мне сказали: выбирай! Я выбрал бы родной тувинский край». Боль­ ше других рек и гор поэт любит Кара-Суг и Монгун-Тайгу. Об острых гранях Саян » холодном Улуг-Хеме вспоминает он у бере­ гов самого теплого моря: Река такая же. как все. Нет песен о ее красе. ' С. П ю р б ю . Напевы живца. Кызыл, Гув» книгоиздат, 1968.