Сибирские огни № 09 - 1969
Поверженным, побежденным или все-таки победителем? Над кем и над чем победи телем? Над собой, над своими ошибками?» В романе дано, если можно так выра зиться, двойное отражение Буянова в лю дях, работавших под его началом в на пряженную пору «трех планов по мясу». Одни из них, такие, как председатель кол хоза «Коммунар» Денис Ганин и председа тель колхоза «Россия» Надежда Калинки- на, сумели и тогда уттоять — три плана вы полнили, но больше не дали ни грамма, не позволили подточить свои хозяйства. Дру гие же, как председатель колхоза «Рас свет» Василий Митягин и его заместитель Караваев, под непомерной тяжестью сло мались и пошли по пути очковтиратель ства. По этому же пути шли и секретарь обкома «по мясу» Аркадий Ганин и пред- райисполкома Алексей Лосев. У каждого из названных героев свое непрвторимое ли цо, своя индивидуальная судьба. И каж дый по-своему отражает Буянова. И не только в его трагически оборвавшемся прошлом. Но- и в том вполне реальном для него будущем, которое могло бы прийти к нему, если бы не трагический финал. Ведь воспринял же как должное нало женное на него партийное взыскание быв ший предколхояа «Рассвет» Герой Совет ского Союза Митягин. Не впал в амби цию, не опустился. И на скромном, посту заведующего сельским магазином сумел со хранить и гражданскую честь, и человече ское достоинство. Много передумал, многое переоценил за минувшие годы, но своей ви ны никогда и ни на кого не перекладывал. А человек этот из той же породы, что и Буянов,— не застрахованный от ошибок, способен строго спросить за них прежде всего самого себя. Несколько иначе отреагировал на воз мездие за безмерное честолюбие бывший заместитель Митягина Караваев. Исклю ченный из партии и освобожденный от ру ководящей должности, он стал работать рядовым зоотехником в том же колхозе. Но страшно опустился внешне и внутрен не, пристрастился к выпивкам, нередко те ряя человеческий облик. Однако сохрани лось в Караваеве то, что не- осталось не замеченным добрыми людьми: его беско рыстное трудолюбие, та любовь к своему делу, которому отдавал он остатки своей истерзанной души. Остались в нем и еле заметные искорки человеческого достоин ства. На них-то и сумел обратить внимание секретарь обкома Соколов. Размышляя о Соколове и Караваеве, Митягин думает: «...чем же он все-таки взял даже этого опустившегося, обнаглевшего Караваева? Может, тем, что истинная интеллигентность Соколова вдруг незаметно разбудила в ду ше Караваева .человеческое достоинство? И тонкая же это наука —уметь пробивать ся к человеческому достоинству». А ведь наукой этой не так уж плохо владел и Буянов,—достаточно вспомнить, как сумел он пробиться к серду Пелагеи Комарковой и подобных ей сельских тру жениц, как сумел обласкать их и заставить по-иному взглянуть на жизнь и на свое место в ней. Ну, а если представить Буя нова на месте пришибленного собственным честолюбием Караваева, то и в подобном сопоставлении нельзя не увидеть того свет лого, что никогда не затухало в Буянове. Это светлое — в умении казнить самого се бя, но казнить так, чтобы от этой казни не страдало дело, к которому ты прирос серд цем, за которое несешь ответственность пе ред народом. С образом Буянова связаны и наиболее полемические страницы романа, где Н. Шун- дик спорит с теми, кто так или иначе пы тается полностью оправдать ошибки прош лого, не подвергая их тщательному ана лизу, не делая из них необходимых выво дов, без которых просто невозможно с пол ной уверенностью двигаться в будущее. Не во всем можно согласиться с авто ром, читая его краткое предисловие к ро ману. Там он утверждает, в частности, буд то главным герсем е^о является Соколов. К сожалению, Соколов написан более де кларативно, чем кто-либо другой из героев Н. Шундика. Возможно потому, что перед нами пока только первая книга романа, где Соколов представлен лишь стороной, ус пешно обороняющейся от «ракушек» Буя нова. А в широком, развернутом наступле нии на эти самые «ракушки» мы его пока не видели. Над отделкой характера Соко лова автору, видимо, еще немало предстоит потрудиться. В частности, надо тщатель ней выписать интимную сторону его жизни, чтобы не возникло сомнений в некоей ущербности чувств у этого мужественного и волевого человека. Ведь история Соколо ва со Светланой Кравцовой неубедительна вовсе не потому, что вызывает сомнение в ее жизненной достоверности, а потому, что не вошла она в роман органически необхо димой частью. Крайне слабо мотивированы не только поступки,— их по сути нет в ро мане,—но и взаимные чувства Соколова и Кравцовой. И даже введение традиционно го треугольника, третьей стороной которого выступает в романе огненноволосая краса вица супруга Соколова, не спасает положе ния. А весь просчет автора здесь, думает ся, в том, что он не нашел психологически убедительных приемов для изображения интимных чувств своих героев и решил по давать их в форме того же диалога, кото рый так превосходно оправдывает себя, когда перед нами обнажаются обществен ные взаимоотношения между героями. Кстати сказать, и личная жизнь обая тельной женщины и прекрасного председа теля колхоза Надюхи Калинкиной тоже по казана так, что не вызывает живых эмоций. Отдельные штрихи ее интимного бытия, с помощью которых автор пытается осуж дать ее случайные нравственные вывихи о высоты негаснущей любви к погибшему на войне мужу, отдают неприятным привку сом анекдотов из жизни послушниц жен
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2