Сибирские огни № 08 - 1969

отчего становилось особенно жутко и зябко, будто я не у смертного одра отца, а у изголовья кого-то чужого, в кругу злых людей. К ночи народу в избе поубавилось. Правда, пришел незнакомый мне старик и сел поодаль. Электрическую лампочку не включали, а све­ чи сильно коптили, я смотрел на дымок, и виделось далекое и давно за­ бытое: костер на берегу Чанов, отец и я с ним. В то время мы ночи на­ пролет говорили, но вот последнего разговора так и не состоялось. Шло время, я взрослел, а он все оттягивал его. Я сидел и думал, ста­ рался отыскать ключ к тому нашему несостоявшемуся разговору. Я не стал замечать тех людей, которые пришли в избу провести последнюю ночь с моим отцом. Смотрел на него и оставил себя наедине с ним. Мы были вдвоем—он и я. Теперь нужно сосредоточиться и начать поиски ключа. По окончании гражданской войны, демобилизовавшись, отец вер­ нулся в родное село. В стране начиналась коллективизация. Работал он в то время председателем сельсовета. «Кто будет вставлять в наши колеса палки,— говорил он на собрании,— тот наш враг, и ему место там, где большевики ссылку отбывали». Своего дальнего родственника- кулака, у которого раньше батрачил, выслал первым, и туда, где я искал нефть с геологами. А лет через десять сосланный родственник прислал отцу письмо: «Я как был хозяином, так и остался,-^ писал он.— Ты же носил одни штаны, и теперь их у тебя не больше. Живешь бродягой, носишься как угорелый для кого-то, а сдохнешь — завернуть не во что будет, разве в ту красную тряпку, которую ты на сельсовет повесил. Думаешь, люди, для которых ты стараешься, оценят? Дудки. Они не куры, от себя ни­ кто грести не станет. Скажу больше — поблагодарить забудут, все при­ мут как должное. Хочу дать тебе добрый совет, поэтому и пишу. Для себя живи. Люди — собаки. И наплевать на то, что твою могилу забу­ дут, ты здесь, в этом свете поживи, урви сколько можно, а за осталь­ ных пусть твоя голова не печалится. Умрешь — забудут и коровы моги­ лу затопчут.» Отец ему ответил: «Черного кобеля не отмоешь добела». На этом их переписка закончилась. В сорок первом на войну отца не взяли: из-за плеча, прострелен­ ного во время коллективизации, ревматизма и радикулита, привезенных с гражданской. Он ходил в военкомат, писал в облвоенкомат, в ЦК партии, но приходил ответ —разобраться на месте, и воинская мед­ комиссия забраковала его. А первый секретарь райкома партии вызвал его к себе и сказал: «Не канителься. Брось это дело. Будь ты здоровым как лошадь, я все равно бы выхлопотал для тебя бронь. И совесть моя была б чиста. Не забывай — тыл военный и люди нужны здесь прове­ ренные, отдающие всего себя нашему делу». И помотались в войну мы по свету. Кем только отец ни работал: вторым секретарем сельского райкома партии, начальником милиции, управляющим конторы заготскота. Как говорится, где рвалось — туда и посылали. И сшивая что-то, был беспощаден к себе, своей семье. Пом­ ню, как-то мать взяла охапку сена для своей коровы из заготскотовсккх запасов — на другой день отец сдал корову государству. — Имей в виду,—сказал он матери,— мы ничем не лучше других. В те годы я редко видел его дома — вечно пропадал он в команди­ ровках, Появится раз в неделю — небритый, усталый: — Мать, перекусить что-нибудь есть? Мать вздыхала, доставала картошку, кусок хлеба, испеченного вперемешку с отрубями и картошкой же: