Сибирские огни № 08 - 1969
переписываться. Через год перед весной сообщает, что демобилизу ют его скоро и приедет он в нашу деревню жить, потому что ни родных, ни дома не осталось у него. Женька утомилась говорить, все больше прибегала к помощи же стов. Борису эти жесты показались назойливыми, он отвел взгляд, по просил: — Передохни. — Нет, слушай уж. Что ей мной было! Как я мечтала встретить его, Борька! Тут пасха должна быть вскорости. В деревне бабка Сала- тиха жила, такая верующая, молитвами болезни лечила. Повадилась она к нам, мать подговорила, обе ко мне подступают: молись, доченька, усердно, бог поможет. По-бабкиному надо было на. пасху вместе с сол нышком встать на ноги и просить бога молитвами —за Салатихой пов торять... Дождались пасхи. На зорьке вынесли меня во двор, мать и тетка Марья, соседка, подняли под руки, бабка Салатиха подготовила святую воду окроплять. Ждем. С первым лучом, как он из-за поскотины выскользнул, бабка дала знак двигаться и затянула молитву. Она свое тянет, а я по-своему молюсь: Ванечка, хороший мой, я сама пойду! Как ей узнать, Салатихе, что у меня на уме. Видит, губы шевелятся, и ста рается вовсю. Маячу матери: дайте ухваты! Это вместо костылей. Всю силу в ноги отдаю, на молитву ничего не остается, твержу только: Ва ня, Ва-ня, са-ма пой-ду! И про бога забыла. Делаю шаг, еще шаг, еще шаг... Ног не чувствую, а шагаю под свою молитву: Ва-ня! Ва-ня! И вдруг вырывается громко так: — Ва-ня! Салатиха обомлела от чуда и бутылку со святой водой выронила. Мать с теткой Марьей в голос заревели от радости. Еще бы: и пошла, и заговорила! —Женька замерла, изумленно раскрыв глаза, будто не с ней произошло когда-то такое чудо, а с кем-то другим, и она впервые слышит об этом, потом закончила опавшим голосом: — Как я плясала на свадьбе, как я песни орала на Ваниной свадь бе, люди только головами качали и трезвели... Ваня приехал осенью и женился на Зинке Беспаловой... Ночь замедленно отступала. Пока только небо подсветилось с од ного края и редкие звезды начали незаметно стаивать. Вот-вот прос нутся птицы и займется утро с их хлопотливого щебета. Тихо-тихо. Посапывает Танюшка. Борис лежит так же ничком, отвернувшись от окна, думает, ждет утра. Женька будто стеной отгородилась от не го —недосягаемая стала, хотя и коснешься колена, если протянуть руку. Припомнилось, и раньше так бывало, что Женька— почему он не за думывался тогда? —с упорством удерживалась от такого опасного сближения, когда теряешь разум и кидаешься головой в омут. И рань ше не однажды возникала перед ним эта невидимая стена. Он, не ведая того, разрушал ее, а Женька вновь воздвигала и каждый следующий раз более устойчивую, чем прежняя. Желание чувствовать себя нужным кому-то помогало ему преодолевать эту стену. И какие тогда наступали яркие минуты—ради них, может быть, и живет человек!.. Женька что-то говорила. Борис с трудом заставил себя прислу шаться. — Должно где-то быть оно, мое маленькое бабье счастье,— гово рила Женька.— Как ни вглядываюсь назад —нет, там его нет!.. Может, иметь человека, который всегда тебе лифчик застегивает,—это и есть
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2