Сибирские огни № 08 - 1969
Сейчас у нее был другой владыка и некому было облизать кровь с его рассеченных губ. Скоро он свыкся с полуголодной жизнью, со старостью, но не мог примириться с тоской одиночества. Блуждая и хоронясь, он ждал теперь смерти. Ждал и боялся ее—уносил из последних сил ноги, едва зачуивал волчий или людской запах. Вчера, когда он опять увидел в долине оленье стадо, он долго не мог успокоиться. Уже и заря прогорела, тьма накрыла пространство, а он все стоял на скале и глядел беспокойно в ту сторону. Были и нет уже их: растаяли, растворились, как дым. Но от дыма хоть остается за пах; от них не осталось и этого. Днем он не вышел пастись, лег подремать и уснул. И во сне пережил все то, что мог пережить наяву. Опять возникло перед ним стадо —так близко, так ясно, что в горле у него от волнения стало солено и сухо. Он глухо мыкнул, и ему показалось —телки глядят на него, с жадностью смотрит матка, и только вожак отвернулся, избычился, роет копытом землю. Старику было сладко во сне: ему даже почудилось, что матка зо вет его слабым, но страстным мычанием. И тут.он будто не выдержал, дрогнул — прыжками понесся от скал в долину, невесомо летел, рассти- лался'над горами, над лесом, над снежными марями. Сон носил его буд то на крыльях, кружил рядом с замершим стадом. И тогда гордый и неприступный вожак преградил ему путь: так высоко вдруг взметнулись его рога, так свирепо ударили в камни копыта, что брызнули белые искры. Стадо тревожно столкалось в кучу. Старый изюбр остановился: дрожь пробила его насквозь, черные ноздри раздулись, ноги будто увяз ли в зыбучем болоте, хотя он стоял на тверди. И еще раз с отчаянием понял он бесполезность того, что хотел сейчас сделать: он был давно уж чужой в табуне, давно никому не нужный. Изюбр заревел и проснулся, вскочил и начал хватать сухими губами снег. И снег показался ему колючим и горьким. Днем он ушел от гольцов —понурый, сгорбленный брел, не зная, куда и зачем идет. К исходу дня он уже спотыкался, копыта его распол зались на звонких, промерзлых камнях. Случайно набрел он на ключ и понял, что давно хочет пить. На перекате ледок был некрепкий, изюбр продолбил копытом оконце, припал к черной парящей воде и пил, пока не прошли шершавость и сухость под языком. От студености ключевой воды бока его долго вздрагивали. Он почувствовал сильный голод, пошел по ключу вниз и набрел на поляну хвощей. Только успел он выщипнуть из- под снега несколько жестких, бессонных стеблей, как послышался близ ко голодный тоскующий вой. Волки были уже где-то недалеко, надо бы ло спасаться, и он кинулся сторону гор, снова к уступам-отстоям. Так он бежал до полночи, гонимый смертельным страхом, и вот упал обесси ленный здесь, в этом глухом еловом распадке. Ему бы уснуть, измученному, под шорох льдистых крупинок, прикло нить голову, но он не давал себе даже забыться. Его большие ишачьи уши двигались беспокойно, и шипение старого запаленного сердца ме шало ему вслушиваться во тьму... Крупка посыпала гуще, забусила, как дождь: льдинки просеивались сквозь иглы елей, тяжелили обвислые бороды моха и осыпали изюбра. б
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2