Сибирские огни № 08 - 1969

собственной смертью; он доживал, может быть, последнюю зиму, а вес­ ной какая-то непонятная*сила погнала бы его к самым высоким хреб­ там Хингана, где льды в распадках не тают даже в сильные зной июля, где нет ни хвощей, ни сладких, душистых побегов аралии — один голый камень вокруг с заплатами ягеля и тощим наваром красно­ зеленых лишайников. Там, на мертвых безмолвных скалах, он исху­ дает вконец, сквозь шкуру прорежутся ребра, шерсть начнет выдирать­ ся клочками от долгих и частых лежек, он облезет и опаршивеет, гла­ за затекут и провалятся, изгорбится шея, прогнется спина —и похожего Ничего не останется от когда-то красивого, сильного зверя. В какой- нибудь хмурый, дождливый день он ляжет на острый курумник и не поднимется больше. И все будет так, как было со всеми его сородичами, дожившими до своей смерти... А может, иная ждет его смерть? Может, старое горло его ра­ зорвут белые волчьи зубы? Ведь скоро он вовсе не сможет уходить от врагов... Уже два года, как старик потерял свой табун, ушел в глухое урочище по Урнлу и жил одинокой тревожной жизнью. Долина Урила была все еще богата кормами, пожар только с краю пожег леса, и го- рельник, и ветровал, не любимые так изюбрами, встречались в этом урочище редко. Ключи здесь били студеные, речки с гольцов падали чистые, шумные —точь-в-точь как во времена его молодости. Летом жилось здесь вольно и сытно, но с холодами, с зимой, приближался мучительный голод. Сочные травы высыхали и умирали, грубели побеги талинника — трудно было ему перетирать их источенными зубами. От жесткой непереваренной пищи давило в пахах, распирало брюшину, и случались такие дни, когда не мог он ни есть, ни пить. Спал он тогда мучительно-тяжко, во сне мычал, и это мычание было как стон. Зимой он худел, обессилевал, и зимой у него прибавлялось врагов. Теперь его стали пугать даже рыси... Прежде от волчьего воя он не срывался, как ветер, а лишь подби­ рался и ждал, стараясь понять: далекий это вой или близкий, один волк или их целая стая. И только от приближения стаи он уводил свое стадо. В то молодое, счастливое время никогда одинокий волк не ре­ шался напасть на него. Стоило ему бросить рога к земле, ударить копытами, и волк, показав зубы, с трусливо поджатым хвостом, скры­ вался в зарослях... А какие глаза и уши были тогда у него! За много прыжков от себя он мог различить даже крохотную живую точку, услышать полет совы и порханье бабочки над цветами. Теперь же все стало не так, как было когда-то: нет резвости, прежних сил, окривел, нюх слабый и слух. В ушах к непогоде и шум, и гудение, будто слепни облепили роем. И от этого тоже страх, чудится всякое, го­ нит к спасительным скалам... Последний год старый изюбр и держался все больше у самых голь­ цов, где есть уступы-отстои, где можно перетерпеть волчью осаду. В эту зиму особенно редко уходил он от скал в долину на пастби­ ща. И однажды, с крутых высот, увидел все свое стадо, откуда его из­ гнали как старого, побежденного вожака. И тогда, в самый тот первый миг, едва показались его сородичи, он чуть не бросился к ним в доли­ ну — к телкам-однолеткам и маткам, которые были когда-то послушны ему. Но старик пересилил себя, не оторвал от камней черных, оббитых копыт. Он лег в курумнике, чтобы вожак не увидел его, не усмотрел