Сибирские огни № 08 - 1969
В мешке полмешка было камней наложено, а борщи под сосну вы валены... После этого дед Ковшар на деляну не возвращался... Ребятня со всего поселка, бывало, сбегалась подразнить Ковшара. Дед-бородед, На штанах заплатка! Кто тебе ее пришил? Новичиха-бабка! Вот этот старик и пришляндал в октябре к Проньке: позвать за кетой съездить на речку Дитур. «Поймают — не оберешься греха»,— засомневался Пронька. «Не больно за нами упрыгают,—отвечал дед Ковшар.— Я с маши ной уговорился: машина хорошая — всемя четырьмя скребется, Поедем на ней прямиком. Шоферюга надежный. Говорят, нынче ей ход, кете. Икорки по бочке посолим, бочки по две кеты. Я раньше рыбу в сайбе солил — в таком коробу из плотных кольев... У старовера, я его знаю, там остановимся, на Дитуре. Не моги сомневаться, Прокоша. Шоферюге немного надо: двадцать кетин и икры туес. Давай, с выгодой обернемся». Такой план широкий у деда, и сам он такой рассудительный, что у Проньки всякие колебанья-сомненья пропали. «Съездить, добыть! На все-то запрет кругом, а жить надо...» Дня через два они и двинули на Дитур. Речку одну по мелкому месту проехали, речку другую. На этой вто рой переправе деду Ковшару пить захотелось: жди, кричит, я талик по ищу. Нашел талик — вода под ледком журчливо катится, черные камни внизу рябят. Дед пялился, пялился, до тех пор допялился, что только воды губами коснулся —и нырь в талик головой. До пояса весь измокз костер разводить стали. Задержка. Шофер матерится, Пронька с хохоту дохнет. Дед бутылку анисовой вез, роет в мешке —найти не может: не то потерял где дорогой, не то выпил да позабыл. Ворчит, что анисовую у него выжрали... Теперь и шофер стал смеяться. Кое-как до Дитура доехали. Старовер, которого дед Ковшар знал, попервости не хотел пускать: дескать, можете жить в палатке, а в избу — извини и подвинься. Но все же на кухню пустил. А кухня из досок сбита: ворона в щель пролетит. Бородища у старовера сосулями— на четыре ряда, один глаз боль шой, другой маленький — бровь была чем-то рассечена, оттого так. Маленький глаз почти не мигает: стоит, как круглая пуля. Говорит ста ровер рыком: страх, что ли, на мужиков приезжих наводит... Проньке курить хотелось, но он не смел: при старовере курить, что зверя травить. И без того старовер был, как черт, нелюдим... Собрали денег, есть обещали только из своей посуды, без спроса не брать ничего. Хозяин время отвел для постоя: неделя. Продал им три бочки, одолжил вершу, сетку одну, две остроги; говорит, ловите, солите и сматывайтесь, а то я вроде тут как за рыбнадзора... .Дело пошло у них ладно: в неделю управились. Кетин выхватывали хороших, потрошили, икру солили... Руки у Проньки были о зубы, о ко сти все исцарапаны да изрезаны: спросонья пальцы не гнулись, кожа —• на холоду, на ветру — от воды как задубелая, ссадины гноем гноятся. Набрали они две бочки рыбы, ящик икры; хозяин торопит —сматывай тесь! «Ехать так ехать,— говорит Пронька.— Чо жадовать, это бы при везти». 4 Г
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2