Сибирские огни № 08 - 1969
«Да чего ты распелся-разнылся? И не узнаешь тебя такого... Если о деньгах ты, то смотри!» И Пан похрустел тонкой, но глянцево-новенькой пачкой зеленых кредиток. «Сбеситься можно, сколько деньги!» —стукнулось в голове Проньки, и во рту стало сухо, как в час погони за быстроногим зверем. «Сразу видать — академия»,—оказал он с грустинкой. «Академия, а может, какой институт, а может, и вовсе не это... Гара-бам-бам»,— прищелкивая пальцами, певуче сказал Пан и протянул Проньке зеленые кредитки. ...Зарябило тут, задрожало перед глазами, как будто ударило лив нем в светлое, чистое до этой минуты окно... Не было перед изумленным Пронькой ни лошади, ни Ваньки Рогожина-Пана... «Это я сон вижу,— стал думать во сне Пронька.— Сон. Пан. Панты. Пачка зелененьких... А сколько там было в пачке, вот интересно бы знать? Старыми этак тыщенок с пяток... Нет, что-то уж больно много! Куда же —такие деньги... А хорошо бы такими деньгами карман-то погреть! Так бы, миляги, кстати они пришлись, так бы... Дорого яичко к христову дню... Пан, Пан! Вот гад, зараза!..» И точно, думалось дальше Проньке во сне, пришел домой из засид- ки Ванька Рогожин, быстро назад его вытурили. И Черноус взял его снова к себе под крылышко — пустил козла в капусту. Все это было так, но прозвища Пан за Ванькой Рогожиным не водилось: это уж чистый сон. И панты застрелять никто Проньке не предлагал: тоже сон. «Без меня обошлись... Летом заехал Ванька ко мне из тайги, сели за стол —хлеб надо было отрезать. Я потерял свой нож —во был нож! Сказал Ваньке, что нож потерял, хлеба отрезать вот нечем. И Ванька свой вынул. А он у него, нож, весь в свежей крови. Взял я его, этот Ванькин нож, говорю: кровь вытирать надо, когда зверя свежуете. Или уже в открытую бьете, никого не таитесь?» Взбрыкнулся Ванька, красный: «Рыбу я потрошил! Ей-богу, тайменя на пуд с Львом Петровичем мы на Ерахте* поймали. Он домой прямиком поехал, я к тебе завернул». Пронька ему: «Плети, плети —веревка будет. Или не знаешь, как один мужичок на охоту ходил? Убил овцу, в мешок затолкал и идет. Встречный увидел и спрашивает: «Кого добыл?» «Кулика»,— говорит мужичок. «Да что-то кулик больно велик!» «А он ранний». «Ранний-то ранний, да ноги у него бараньи!» Так и у вас: свалили изюбра, а говорите —таймень. Я слышал, как ®ы стегали из карабинов —по горам далеко перекатывалось... А рыба — что! Рыбу вы тоже и на Грязной, и на Ерахте, и на озерах, какие в за поведнике, за милую душу ловите. А кровь на ноже —звериная. Ну, да я не доносчик...» Ванька Рогожин молчал — язык под лавкой. Наверно, молчать ему выгодней было... А в Проньке потом будто заноза засела — стыд его грыз за Ваньку, за Льва Петровича.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2