Сибирские огни № 08 - 1969

такое тебе и сказать. Братка Семен! У нас теперь ре свободно насчет всего этого: заповедник. Оно, конечно, смотря для кого. Кому заказано, а кому всегда пожалста... Охотются тут, ошиваются всякие, а наш запо­ ведный директор Черноус Лев Петрович, умная голова, уехал на то, значит, время с кралей своей в город —вроде как в отпуск, чтоб с глаз долой, чтоб значит не видеть, как тут у него охотются. Он видит, да не глядит, а мы не глядим, да знаем. Один у нас собирался в газету писать, потом передумал. Мое разумение такое, что правильно сделал. Как раз нашумишь на свою голову. Им-то, сердешным, одна щекотка от этого, а таежнику на всю жизнь неприятность... Сказать тебе правду, так я себе кой-что по мелочи пристреливаю втихоря. Да только ты там чего не подумай: ей-богу пустяк— рябца, косульку, когда кабарожку. Для поддержания штанов в семействе. Черноус меня все пужает, а я все ему не могу пойматься. Теща Авдотья Петровна меня заклинает: пускай, говорит, того рак съест, кто зло на тебя имеет. Она у меня такая ста­ рушка, дай бог ей здоровья. Не подумай, она без злобы такой страшной болячкой ругается... А чего я тебе про тещу пишу? Ты ее знать не зна­ ешь! Ведь я скоро после тебя оженился. Девка попала что надо, самое то, трех детей с ней прижил, а в третьем годе она у меня от грозы погиб­ ла. А теща со мной бедует. Живем так ничо, не прогоняю, как некоторые. Даже и не держу такой думки... Такие, братка, дела. Пантов тебе не могу добыть, потому как пужаюсь властей и закона, и того еще, что зверя беречь надо —мало осталось его, говорят. А желчь медвежья была у меня, но чего ты рань­ ше не объявился! Был у меня этой желчи полон пузырь, год цельный висел без пользы под потолком в простенке, а тут Чу Да-фа, русский китаец с Облучья, заехал ко мне, пристал —продай да продай. Уступил я ему за недорого. А теперь, чтоб тебе потрафить, мне следно подолгу в тайге бродить. Да еще на него как натолкнешься, на косолапого... Бу­ ду конешно стараться, чтобы хошь этим родне угодить —желчью горь­ кой. Ты не обидься, я это так... Пишу вот тебе, а скулы от смеха чего-то сводит... А какая ж болесь у тебя? Не та ли самая, от которой теперь все мрут, как мухи? Избавь тебя бог от этого! А меня за такой спрос ты прости... Братка Семен! Еще раз прошу, не злись на меня, что отказываю. Другой бы плюнул — пошел к солонцу в засидку, а я не могу. Из солон­ цовой засидки да угодишь в другую. Один тут попался, стукнул двух пантачей, так его по судам затаскали. Припаяли ему агромадный штраф, и пока откупался он, бедный, все хозяйство по ветру пустил. А ну, как меня этак-то вот по большому нагреют! Единыжды я уж сго­ рел— за рыбу с икрой. А ежели еще-то раз —куды мне с детьми тогда, с тещей-старухой деваться? В барсучью нору не закопаешься... А еще я жениться хочу и держу одну на примете кральку... Пиши покудова и не забывай также, как прежде не забывал. С чисто сердечным приветом Прокопий». Отродясь Пронька не писал таких длинных писем, а тут как прорва­ ло его: бежит и бежит рука, цепляется слово за слово; слова, как репьи... Употел Пронька, будто от тяжкой какой работы, вздохнул, подумал, заклеил письмо, отправил с попутьем на станцию. Сам в поселок он поехать не мог, потому что навалились на него с того дня па­ сечные и другие дела — сенокос, медосбор, дрова, ремонты, пятое и десятое — столько всего, что до конца осени уже и дыхнуть ему было некогда.