Сибирские огни № 08 - 1969

Пронька нутром согрелся, как только увидел издали синие завитки дыма над белой крышей, а как ребятня высыпала, так сердце его сов­ сем тихой радостью затопило. Живы, здоровы! Без него тут не позамерзли, не погорели (после Нюткиной дикой смерти Проньке все что-нибудь страшное грезилось). Вон ждут его с хлебом-солью. А то разве нет! Вчера теща, наверно, до­ машность управила, оставила ребятишек и ездила в магазин на стан­ цию; поди, накупила там хлеба булок пятнадцать... Ну, столько, может, ей и не дали, но десять уж привезла непременно. За дорогу буханки смерзлись, перечерствели-—топором рубить впору. А муки теща едва ли раздобыла. За мукой самому надо ехать; сам^то он, может, и расстара­ ется, хотя тоже надежки на это плохие. Не стали муку продавать в ма­ газине. Везде шумиловку развели, что люди, мол, сдуру свиней хлебом откармливают, кругом извели пшеницу, потому и нехватка. Подумать только, как у некоторых криво мозги шевелятся. Право-дело, не от ума такое плетут, не от совести. Пиши-пиши, только все это глупости, про свиней-то. Кто хлебом кормит, а кто глядит. У Проньки, сказать, забота хлебом детей накормить, тещу-старуху, себя... До пасеки ему оставалось с сотню шагов идти. Теща, Авдотья Пет­ ровна, стала меньшого, Степашку, домой загонять: тот один среди братьев без шапки стоял, поди, посинел голоухий-то. «Гони, гони его, правильно,— думает Пронька, а сам улыбается.—• Чо сопли морозить, нечего. Так его, бабка!.. Ты погляди, неслух какой. Я те задам, погоди!» В трехлетием Степашке Пронька теперь души не чаял, Степашка собой давно отодвинул Ивашку от отцовского сердца: так уж заведено в жизни, что ли, меньшого баловать, капризам его потакать. И рос Сте­ пашка от этого, видно, такой настырный, ты с ним хоть что делай, а он на своем настоит. Отец как-то было ремнем его пристращал, а Сте­ пашка ремень этот взял у него и пошел за порог бросил. «Гусь лапчатый, не Степашка!» —ухмырялся тогда отец и покачи­ вал головой. У Проньки к меньшому жалостливые чувства еще потому держатся, что Степашка осиротел младенцем. Кормили его молоком из бутылки, и бабка, Авдотья Петровна, дала ему подходящее прозвище: «бутыл- кин сын». «Ах, ты, зараза, такой варначонок!— восхищается Пронька, видя, как убегает Степашка от бабки — руки-ноги мелькают.— Да не тури ты его,— уж по-другому думает он, не одобряя Авдотью Петровну.— Не гони — не замерзнет, поди не из нежных... Ишь, стрельнул за омшаник, выглядывает, ждет батьку с промысла». Авдотья Петровна Степашку гонять перестала, стоит— руки к гру­ ди, сердце старое унимает. «Задышалась, бедняга, забегалась с ними. Ведь и закрутишься за день, а то! Ить трое их, а троих в одну горсть не захватишь». Тещу Пронька жалеет. Старуха она не спесивая, не корыстная! и быть ей такой было неоткуда... Был ли законный мужик у Авдотьи Петровны, иль не был —Пронька об этом не знает: она не сказывала 4 он не допытывался. Знает, что кроме Нютки была у нее еще одна дочь, старшая, так та до войны будто замуж вышла за офицера, и сразу уехала с ним на запад. Уехала, и как растаяла: ни письма от нее, ни по­ мощи никакой мать не получала. «Судить я ее не могу,— плакала иногда Авдотья Петровна,— я осу­ жу, а ее, может, голубушки, и в живых нету. Война-то каким пожари­ щем по земле прошла...» <к’ 2 Сибирские огни № 8 17