Сибирские огни № 08 - 1969

«Вот это охотник растет у меня, вот это герой! Грома, гляди, бо­ ится. А ну, как медведь заревет да пойдет на тебя враскорячку? От где страшнота-то бывает, Степашка: так бы и побежал без оглядки. А ты не беги1 Слови на мушку его, косолапого, прижмурься, прицелься и —< пах-бабах! Из двух стволов сразу». От вспышки молнии у кота под печуркой зеленым блеснули глаза, а за молнией вслед ударил такой громище, что казалось, изба присела. Степашка перестал плакать, только брови его покраснели. Пронька, оглохший на одно ухо, глянул на онемевшую тещу, Авдотью Петровну, сказал: «Ну, и весна нынче у нас начинается: дубы трещат». Нютка с медвежьей шкурой в избу не возвращалась, а уж времени многонько прошло с той минуты, как она в одном платье под проливной дождь выскочила. «Выбеги — глянь... Ой, чтой-то аж сердцу нехорошо»,— проговори­ ла Авдотья и взяла у Проньки Степашку. Пронька, помнит, еще посмеялся, снял дождевик с гвоздя, неспешно на плечи накинул и вышел... Свистел ветрище, небывало шумела тайга, до излома раскачивались вершины, ливень падал из туч водовалом. Несколько ульев поопрокиды- вало, с пригона сорвало навес. «А ить раскурочило, мать твою в душу! Улейки надо поднять, а то зальет». Успел он подумать так и увидел: за омшаником Нютка лежит на земле, ноги ей шкурой медвежьей накрыло. Подбежал — мертвая Нютка, большие глаза под лоб завело, и кожа на лбу — черная, как волчьим зубом распоротая... С той поры уж три года прошло, а Проньке нет-нет да подумается, что в смерти жены он виноват. Не надо бы Нютке выскакивать. Пошел бы он сам за омшаник, а его бы уж точно не взяли ни гром, ни молния. И вообще —провалиться бы этой шкуре! Намокни, сгори — один ей конец... Пронька вздыхает и укорачивает шаги. Лыжи его сразу глубже уходят в снег, зарываются загнутыми носами, будто в эту минуту он' стал тяжелее себя... Он прихлопнул на голове шапку, сорвался в бег — белая целина снега рвется под лыжами, и он кричит на собак: ■— Резвей, воришки, гони! Ас-смоидолы... Еще немного пути, и на голом боку пригорка выросли, как из суг­ роба, засыпанный снегом дом, низкий омшаник, пригончик, где у копеш­ ки сена стояла нетель-пеструха; мухорчатая кобылка, запорошенная и мохнатая через меру, с задумчивым видом рыла зачем-то копытом снег. Заметив хозяина, кобылка подняла морду и долго глядела на Проньку с тоской и покорностью. «Чуешь, стерва, что запрягать буду... Маленько хозяину твоему повезло». Собаки давно во дворе, стоят у крыльца, виляют хвостами. Двери вдруг распахнулись, и на улицу медвежатами выскочили Пронькины ребятишки, серые и лохматые на чистом снегу; возле них взвизгивали, юлили собаки. «Наскучились друг по дружке, дурашатся». Потом из дверей выставилась старуха в накинутом на голову цвет­ ном полушалке, что-то крикнула ребятишкам, но они повернули свои мордахи в отцову сторону.