Сибирские огни № 08 - 1969

с ясной психологической мотивировкой, с подробным изложением символа веры для каждого героя. Его интересуют идейные ис­ кания героев, он стремится понять идей­ ную подоплеку поступка. Как и раньше, он тяготеет к философии, к тонкому пси­ хологическому анализу, отсюда ясность языка, строгость построения произведения, логичность в развитии сюжета. Рассказ «Без имени», как и повесть «Голгофа»,— неоспоримое доказательство большого идейно-художественного роста Ст. Исакова. Заключенный, большевик-комиссар, от­ казывается назвать свое имя и город, где он жил и вел революционную работу. Его пытают, бьют смертным боем, подсылают старичка-юриста, члена следственной ко­ миссии, который, конечно, ахает и охает, узнав о «беззакониях»' тюремщиков, и пы­ тается другим, мирным способом вырвать признание. Однако комиссар, человек опыт­ ный, побывал и в ссылках и в тюрьмах, охотно поговорил с вежливым старичком, даже ослабил свою волю, и у него появи­ лось хорошее настроение, но тайны своей не выдал. А потом заключенного снова били. И вот — то ли бред, то ли наяву, а ведет комиссар разговор-полемику с этим добряч- ком-старичком, и выявляется тут вся кра­ сота души этого человека без имени, не­ поколебимость его убеждений, огромная во­ ля к победе. Как клятву провозглашает заключен­ ный: «— ; Большевики — апостолы прекрасней­ ших идеалов человечества!» Он поистине стоек, никакие пытки не могут его сломить, и он не боится смерти: «— Какие же мы будем, черт возьми, апостолы прекрасных идеалов, если будем дрожать, как всякий раб-мещанин, за свое существование!» Он был уверен, что «Колчака прого­ ним», и не скрывал этой уверенности, так как рассматривал себя частью огромного коллектива: не он, так такие, как он, про­ гонят Колчака. А старичок между тем старается обособить его, сосредо­ точить его внимание на себе, на семье, на детях: «— Дело большевиков не изменится без тебя... Ты не винтик и не пылинка», — по­ учает старичок комиссара и получает в ответ: «— Я — коллектив». Старичок обвиняет большевиков в не­ примиримости, в жестокости, а комиссар, основываясь на горьком опыте истории, бросает ему в лицо ожесточенные мукой слова: «— Нам, старичок, нельзя быть теперь не кровавыми, нельзя быть незлобными, нельзя быть не мстительными!» Выбраны слова не совсем точные, но в его положении перед лицом философствую­ щего врага нельзя было яснее оказать о своей ненависти к нему, о своей решимости бороться с ним до победного конца. Это столкновение двух мировоззрений, двух раз­ личных взглядов на человеческое достоин­ ство, на назначение человека в обществе, полемика о месте человека на земле и даже в космосу. Хитрый старикашка, чтобы сло­ мить комиссара, говорит то о красоте жизни, то о мизерности человеческих дея­ ний перед бесконечным космосом, и когда он исчерпал все свои доводы, названные заключенным «рабовладельческой филосо­ фией», он кричит в приливе гнева: «— Ты безумен, несчастный! . — Безумству храбрых поем мы пес­ ню! — отвечает заключенный». Комиссара так и расстреляли без ^ме­ ня, но не сломленного, не побежденного и все так же уверенного в своей правоте: « У меня нет и не может быть дру­ гой жизни: я борюсь за торжество социа­ лизма». В рассказе есть свои прямолинейности, обусловленные временем, но самое важ­ ное — есть в нем определенная позиция автора, тонко чувствующего и хорошо пе­ редающего течение мысли приговоренного к смерти и несдающегося коммуниста. В анализе последних произведений Сте­ пана Исакова приходится быть по необ­ ходимости конспективным, поскольку раз­ говор идет о неопубликованных произве­ дениях. Из того, что теперь прочитано, ясно: Исаков далеко ушел и от «Доктор­ ши» и от «Горного духа» и что ни о каком пессимизме в его последние дни и речи быть не может, он быстро созревал как один из талантливых зачинателей советской литературы Сибири, и лучшее из того, что он написал, должно быть восстановлено! 6 памяти людей. Издание его наиболее зна­ чительных произведений — давно назрев­ шая необходимость.