Сибирские огни № 08 - 1969

засмеялся юноша и, казалось, совсем весе­ ло.— Обреченным на смерть к чему име­ на?.. Прыснул бессмысленным смехом кто-то из свиты полковника, а полковник прика­ зал юноше: — Отвечай, что еще думают делать Су­ лим, Сухов и вся ваша сволочь? — Гм...— только ответил тут юноша. Но не сдержал молчания и сказал в сторону, подчеркивая: — - Нельзя ли по-интеллигентски выра­ жаться?.. А потом рассказал охотно о штабе сво­ ем, о вождях, о красногвардейцах: — Не ждет никто вашей милости и не просит... И не помилуют, если попаде­ тесь вы... А это потом будет... В ледниках они теперь и пойдут еще выше: там бли­ же солнце и не воняет вами... И ахнул, покачав головой: — Если бы полсилы было вашей у нас — показали бы мы, где раки зимуют!.. А потом закончил, пряча улыбку: — А может быть, вру я все!.. И расстреляли утром обоих — и пожи­ лого, и юношу — утром в восемь часов». Но главное в содержании повести — рас­ сказ о том, как ведут себя 13 партизан в ночь перед казнью. «...И вот покойным вечером, когда го­ лубо темнело небо и отчетливо шумела река, а от шума ее в горах хрустело эхо,— привели сразу 13 человек. Пестро были одеты они, и многие не походили на красногвардейцев, и даже не походили некоторые на военных. Были в шинелях, в гимнастерках, в пиджаках, в студенческой тужурке один, а у одного дрожало на носу слабое пенснэ. Особый интерес обратили новые пленные. Странным показалось, что среди них была женщина в ярко-красной кофточке. Осмотрел всех полковник, всматривал­ ся в каждое лицо, точно искал знакомых, остановился потом любопытным взглядом на женщине и сказал офицеру просто так, делясь впечатлением: — Комиссарщиной запахло...» Если даже судить по одежде, это бы­ ли разные люди — солдаты и рабочие, ин­ теллигенты, один из них назвал себя «случайным». Знают они, что их ждет, и все-таки надежда не покидала их до са­ мого утра: может быть, в город отправят, судить будут... Были такие, что приходили в отчаяние, был один, который молился и другим советовал: молитесь! Всю ночь они яе могли уснуть, говорили о цели жизни, о смерти, в которую всегда трудно пове­ рить, о том, как вести себя, если все-таки поведут на казнь, тяжело замолкали, по­ том снова говорили и говорили, каждый по-своему проявляя свой характер. Один прочитал стихи Пушкина: «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю...», другой, переходя от отчаяния к бесшабашности, заявил, что он, если поведут на расстрел, плясать будет, третий философствовал о бессмертии, четвертый убеждал себя и других, что он всю сознательную жизнь готовился к этому часу, так как знал, на что шел; а женщина — муж ее был здесь же — сказала ему: теперь я не жена тебе, а сестра для всех, и как могла утешала ослабших. Но наступило утро. Открыли каталажку и взяли двоих на работу. Вызвались добро­ вольно двое особенно нетерпеливые. Их- то первых и расстреляли. Стало ясно: по­ щады не будет. Были испуганные страхом смерти и кричавшие — меня не надо, меня не надо, были растерявшиеся, замкнув­ шиеся в себе, были и те, кто нашел силы утешать, успокаивать других, один потре­ бовал «жребия выхода на работу», но тут же сказал: «А потом... Плясать-то обяза­ тельно буду», и сплясал, это видела Зина, последней шедшая на казнь. По-разному вели себя люди перед смертью, по-разному думали о жизни и о самой смерти эти за­ щитники Советской власти, но ни один из них не потерял человеческого лица, когда пришел его смертный час. Полагаю, что к этому именно и стремился писатель, ут­ верждая высокое человеческое достоинство борцов за новое общество. Делал это пи­ сатель без плакатного нажима на «храб­ рость» и «стойкость», а человечно, с пони­ манием всей неповторимости момента для каждого из них, он стремился к правде ха­ рактера, к проникновению в душу героя... А рядрм с ними — офицеры, люди раз­ ложившиеся, циничные, с убогой философи­ ей человеконенавистничества, с проповедью войны как явления неизбежного в мировой истории, как «чистки» человечества. «Как стало на ноги из колыбели человечество, — философствуют они,— война не прекраща­ ется... А тут явились умники и пишут «до­ лой войну». Да как без войны? Перестро­ ишь человека? Природу? Х-ха-ха-ха!...» И, устроив очередную попойку, они провозгла­ шают: «Да здравствует война!», «Да здрав­ ствует кровопускание!» «И глаза были у некоторых милы и ве­ селы,— рассказывает Ст. Исаков,— и шутки просты и приятны. А один доброволец Па­ ша, точно девушка, сидел у окна... и крас­ нел перед всеми, кто заговаривал с ним. Но лопнуло вдруг милое и показались страшные язвы. Вошли двое новых гостей, звеня шпора­ ми, и, уже зная о заключенных, сказал один еще у дверей: — Раз угощать, так угостите и челове- чинкой!.. И засмеялся молодо. А другой, метнув по классу круглыми глазами, совсем без улыбки рассыпал трескучий голос: — По-римски бы вроде: факелы живые смастерить... в нощи темной...» Так создавал свои «два мира» Ст. Иса­ ков, не зная еще, что над этим будет ско­ ро трудиться вся пока находящаяся в колы­ бели советская литература. Поставленные новые проблемы он решает в несколько традиционной. манере — с четким сюжетом,