Сибирские огни № 08 - 1969
ях, в которых трактовались этико-философ ские проблемы. Поэт любил путешествовать по Алтаю и Енисею, где он собирал сказания о былом. Однажды, вернувшись из Красноярска, он рассказал мне о своей встрече с тамошним старожилом. Старик рассказал поэту интересную ис торию о том, как муха, нарисованная на чистом листе бумаги, понравилась красно ярскому губернатору и была началом славы великого художника В. И. Сурикова. Спу стя тридцать лет я вычитал этот эпизод в монографии, посвященной жизни и твор честву живописца-красноярца. А. С. Пиотровский был тонким рисоваль щиком. Его карандашные пейзажи поража ли необычайной поэтичностью. Но он за ботливо скрывал их от «посторонних». Один из его пейзажей «Березки» долго хранился у меня, но погиб со всеми архивным^ ма териалами во время Отечественной войны... Последний раз Александр Степанович Пиотровский гостил у меня в коммуне «Майское утро» в июне — июле 1929 года. На память об этих днях осталась групповая фотокарточка. Покинув Сибирь в мае 1932 года, я по терял следы моего друга. И только в 1957 году Иван Евдокимович Ерошин подал мне печальную весть о Пиотровском: «Пиотровский — это прекрасный поэт и кротчайшего характера человек. Жил он несколько лет с родительницей в городе Кемерово, учительствовал. После смерти матери — от безысходной тоски с горя он пил. Около него не было ни друзей, ни зна комых, кто бы поддержал его в дни оди ночества и горя. Так вот он и угас, как в степи огонек, всеми покинутый и забытый. Я жил в Кемерово, расспрашивал местных литераторов о нем, но никто не мог мне что-либо сказать, и никто не знает, где его могила...» у К пятнадцатилетнему юбилею литера турной деятельности А. С. Пиотровского П. А. Казанский напечатал в газете «Крас ный Алтай» критическую статью под загла вием «Тихий поэт». Этими словами точно определены и нрав Пиотровского, и сущ ность его поэзии. Подготавливая стихотворения для сбор ника «Стихи», Александр Степанович раз ложил их на столе и сказал мне: — Выбирай, какое тебе посвятить. Я выбрал «Песню». Она — народна по духу и характерна для лирики «тихого по эта». В ней я чую сладостно-томящую му зыку «Осенней песни» Чайковского: Дует к снегу с Покрова, Вся дубравушка примялась. Лишь одна сивун-трава В буром полюшке осталась. В буром полюшке осталась, Снега бела дожидалась. Да среди забытой ржи, Словно в поле сиротинка, Над обрывом у межи Стонет горькая осинка. Стонет горькая осинка, Плачет, плачет невидимкой: «Как на свете белом быть? Лето красное далече. Долго ль друга позабыть, А дождешь ли встоечи? А дождешь ли 'встречи?.. Друг мой, друг далече!.,» Иван Евдокимович Ерошин подарил мне фотокарточку, на которой снята группа старых алтайских литераторов: он, Илья Мухачев, Александр Пиотровский и Васи лий Семенов. Снимок сделан в 1926 году. Драгоценная фотография стоит теперь на моем столе, воскрешая в памяти барна ульские встречи с певцами Алтая...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2