Сибирские огни № 07 - 1969
Матусевич про себя назвал его «Ручьем слез». Он краснел, вспоминая о тех минутах тяжкого разочарования и с ужасом думал, что Лобанов когда-нибудь напомнит ему об этой непростительной для мужчины слабости. В маршрутах они перекликались, чтобы не терять друг друга из виду, а в лагере говорить было не о чем. Молча разжигали костер, сушились, варили ужин, залезали в сырые спальники и лежали с откры тыми глазами, слушая дождь. Оба думали об одном: еще день-два, и вся гривка покроется пересечениями через двадцать метров, деталь ность для поисков чрезмерная, упрекнуть их будет не в чем, что могли — сделали... Продуктов оставалось дней на пять. Камень лежал под ногами, как огрызок толстенного карандаша,— длинная шестигранная призма. За вершинами деревьев и дождевой дымкой угадывалось подножье склона. Борт долины, конец. Дальше свалы базальтов, этот шестигранник оттуда. Стометровая толща на де сятки километров бронирует сверху все породы, и только здесь, в до лине, в зоне глубинного разлома базальтовый покров рассечен и срезан. Матусевич несколькими ударами разбил камень — не для того, что бы поглядеть на скол, а просто так, рука соскучилась. На стук молотка пришел Лобанов, увидел призматическую отдельность. — Тьфу! Думал, что путное колотишь! — Да, Коля, вот такое дело,— сказал Матусевич.— Базальты. И дальше тоже. — ...твою мать,— сказал Лобанов.—Теперь хоть камень на шею. — Если и шурфы ничего не дадут —тогда все. — Шурфы...— передразнил Лобанов.—А горняки где? Матусевич представил, как теперь им возвращаться — после всех напутствий и надежд, после переданной с горняками хвастливой запис ки, что месторождение у них почти в руках. Притащут рюкзак с рудны ми валунами... «Все месторождение с собой унесли»,— скажет Князев. — Что молчишь, геолог? —Лобанов свирепеющим медведем вы сился над склоненным Матусевичем.—Чего притих? — Горняков не надо было отпускать,— виновато промолвил Ма тусевич. — Ах, не надо было?! Так беги за ними! Беги, потому что и я Кня зеву на глаза не покажусь! Он, может, не с тебя, а с меня спросит! Подавленный, Матусевич склонился еще ниже. Нет, не геолог он, жалкий студик, которому еще учиться и учиться... Забиться бы куда- нибудь, уткнуться в подушку, натянуть на голову одеяло и проснуться через много-много дней тихим и светлым зимним утром, и чтобы никто не лез и не требовал каких-то слов... — ...государство на него деньги тратило, а он сидит< как мокрая курица! Нюни развесил, мамкин сын! Гневные слова хлестали, как оплеухи, и Матусевич вдруг почув ствовал, как из самых потаенных его глубцн поднимается никогда ранее неизведанная холодная и ясная злость. — ...вставай, доходяга! Пойдем, мне шурфы задашь! ; Внутри у Матусевича с тихим звоном распрямилась какая-то пру жина. Он встал и, глядя прямо в дремучие глаза Лобанова, раздельно, с князевскими интонациями в голосе произнес:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2