Сибирские огни № 07 - 1969
— Сегодня у нас разгрузочный день. Всего семнадцать кило метров. — И то слава богу,— ответил Заблоцкий и немного взбодрился. А потом начался кочкарник с ручьем посредине, надо было держать уши топориком, чтобы не искупаться, прыгать и сохранять равновесие, и когда вся эта мерзость осталась позади, Заблоцкий почувствовал се бя почти в норме. Обедали, как всегда, на повороте в начале обратного хода, на бе регу удивительно красивого маленького озерца, каких здесь много. Во да в таких озерцах стоит вровень с берегами, она чиста, прозрачна и чуть горьковата, берега пологи и устойчивы. Лес обрывается за несколь ко десятков метров, и, окаймленные темно-зелеными мхами, озерца эти кажутся голубыми и выпуклыми. Заблоцкий возился с костром, Князев сидел поодаль, упершись спи ной в березку, и о чем-то думал. Последние дни он был как никогда задумчив и молчалив. Костер не.ладился, дымил и гас. В довершение всего Заблоцкий обжег палец. Кое-как он вскипятил котелок воды, вылил туда банку сгущенки, открыл говядину и пригласил: — Кушать подано, ваше сиятельство! Князев очнулся, пересел к костру. Молча съел свою порцию, молча выпил молоко и, предоставив Заблоцкому мыть посуду, сел на прежнее место. Заблоцкий скреб котелок землей и вдруг понял, что думает о Кня зеве без прежнего доброго чувства, но с недоверием, с какой-то даже подозрительностью. Вот он, Андрей Князев, чьей волей полтора десят ка человек в течение полутора месяцев обречены на каторжный труд, без преувеличения каторжный, устроил себе разгрузочный день, сидит под деревом, покусывает веточку, лицо спокойно, даже безмятежно, все в порядке, ребята вкалывают, дело движется. Будет руда — почет и уважение, не будет руды — все шито-крыто, пикетажки особого отря да в сундук, а что стоит за этими торопливыми записями на грязнова тых страницах с высушенными комарами — дело прошлое... Кому все это надо? И он, сложив посуду в рюкзак, неожиданно для самого себя задал этот вопрос вслух. Князев вынул веточку изо рта и спросил: — Вы что-то сказали? — Кому все это надо, говорю,— повторил Заблоцкий, поеживаясь, как перед прыжком в ледяную воду, но Князев непонимающе взглянул на него, отступать было некуда, рано или поздно говорить об этом при дется, и раз уж зашла речь, тянуть и выкручиваться нет смысла. И З а блоцкий прыгнул, очертя голову. — Вся эта горячка к чему, вот что,— сказал он.— Надорвемся ведь! А пронюхает начальство — вам первому несдобровать. Энтузиазм, конеч но, штука хорошая, и вы умело на нем сыграли, но надо же и о людях думать. Неужели нельзя было дождаться следующего сезона? Подго товились бы спокойно, не торопясь, спешкой только испортить все можно... Князев смотрел на него не мигая. Заблоцкий почувствовал, что го ворит совсем не то, что следует, но остановиться уже не мог и, маски руя смущение запальчивостью, понес совершеннейшую чушь. Что-то об охране труда, о семичасовом рабочем дне, о конституции и тщеславии. Ему было стыдно и боязно наткнуться на твердый взгляд Князева, и он апеллировал то к озерцу, то к береговой роще, Наконец, он нашел в себе мужество остановиться.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2