Сибирские огни № 07 - 1969

налах, и даже в центральных — было бы о чем писать. У него было о чем, и до конца аспирантуры оставался почти год, но дома... В ту гнилую дождливую зиму Марина почти не работала: у Витьки ангины чередовались с катарами, он стал совсем слабеньким, они поку­ пали ему на базаре апельсины и сизый молдавский виноград, а сами перебивались картошкой. Марина ушивала платья и молчала, губы ее постоянно кривились от невысказанного презрения. Впрочем, иногда ее прорывало. Тогда она вспоминала и своего первого жениха Вовушку, который теперь вместе с женой в загранкомандировке (я могла быть на ее месте!), и Ритиного мужа, который уже два года кандидат и получил квартиру, если бы ты не был размазней, ты давно мог бы добиться, чтобы твоя семья жила по-человечески, зачем тебе семья, за­ чем тебе ребенок, зачем ты испортил мне жизнь, о какая я дура, пове­ рила твоим сказкам, мама так не хотела тебя! Надо было заткнуть рот ей, ее мамочке, ее подругам, и он отмахи­ вался от своего консультанта, который убеждал его, что спешить надо медленно. Он знал, что его взгляды кое в чем противоречат представлениям оппонентов. У него были доказательства своей правоты, но мало, уче­ ных зубров можно поколебать только фактами. Нужны были массовые замеры, около тысячи замеров и кропотливая их обработка. Но он ре­ шил, что идея скажет сама за себя. Предварительный доклад на ученом совете должен был состояться осенью, он попросил перенести его ближе, на весну. За лето он подго­ нит все хвосты и осенью будет защищаться. Был пасмурный майский день с тихим и теплым дождиком, и он, чтобы не испортить свой единственный выходной костюм, надел «бо­ лонью». Во дворах особняков бело-розовым цветом вскипали сады, ули­ цы пахли медом. Он очень четко запомнил и этот дождик, и цветенье садов, и гулкую прохладу вестибюля, и натертый паркет в конференц- зале, и старомодный лиловый галстук председателя совета. Докладывал он спокойно и сухо, слушали его с интересом. Зачи­ тали отзывы. Начались вопросы. И тут он почувствовал липкий страх, вспотели ладони, он стал сбиваться и путаться. Невнятность ответов влекла новые вопросы, более острые и заковыристые. Он вспылил. Его одернули. А дальше он уже плохо помнил происходящее, в памяти остались лишь краткие определения: «неубедительно», «недобросовест­ но», «прожектерство», «дискредитация идеи»... Во время перерыва его окружили, успокаивали, говорили, что ни­ чего не потеряно, что еще есть время-—он никого не слушал, в ушах тонко звенело. Он не помнил, как очутился дома. Остановился посреди комнаты, рванул галстук. Стены, мебель глядели с ядовитой Марини­ ной усмешкой. В открытое окно лился все тот же предательский запах меда... Бежать отсюда! Бежать, куда глаза глядят,—от причитаний Ма­ рины, от этого липкого запаха! Плевать на аспирантуру, на трудовую книжку... Витька был в яслях. На спинке кровати висела его байковая пи­ жамка в красный горошек. Он поднес курточку к лицу — она пахла безгрешным, детским. Перехватило дыхание. Он бережно завернул курточку в газету и положил в чемодан, рядом с документами. На сто­ ле оставил записку: «Уезжаю надолго. Береги сына». Оглядел в послед­ ний раз комнату. Споткнулся взглядом о разбросанные Витькины иг­ рушки. Взял чемодан. Кранты! Покатился колобок... Когда он сюда вернется, кем, да и вернется ли?