Сибирские огни № 07 - 1969

воспринял без энтузиазма, он и не протестовал. Голубые глаза его не из­ менили своего выражения и тогда, когда Князев рассказал про" Жары- гина. «Не все коту масленица»,— поддакнул он. Но когда речь зашла о Заблоцком, Афонин оживился. — Забавный парень! Такие теории мне развивал! Послушать его, так нас всех давно разогнать надо. Князев насмешливо сморщил нос. — Рыбак-теоретик? Молодой специалист категории «Г»? Какой там молодой,— перебил Афонин,— ты что? Без пяти ми­ нут кандидат наук, вот он кто! Заблоцкому давно уже ничего не снилось. Он не просыпался среди ночи, пытаясь понять, где находится, не пугал криками случайных со­ седей по койке, не вздрагивал всем телом, не вскакивал, не боролся с удушьем, а потом, разорвав паутину сна, не лежал разбитый и бессон­ ный до самого утра, боясь сомкнуть веки, чтобы это снова не повто­ рилось. Чаще всего ему снился институтский конференц-зал, где на одной стене висели портреты вождей, на другой — бородатых академиков, на третьей — фотографии лучших людей института. Сбоку от длинного сто­ ла президиума стояли решетчатые стенды, на которых были развешены карты, диаграммы, таблицы — иллюстрационный материал, необходи­ мый при защите. Он стоял возле трибуны, как рапиру опустив к ноге указку, и от­ вечал на вопросы. Четкий лаконичный ответ, короткий выпад, шумок одобрения в зале — и рапира застывает у ноги до следующего вопроса. Его день, его торжество, победный финал его диссертации. Но вот из дальнего ряда встает человек без лица и задает один-единственный вопрос. Он не понимает его, пытается переспросить и не слышит соб­ ственного голоса, а зал вдруг взрывается громовым хохотом, кругом одни раззявленные рты, зубы, вставные челюсти, коронки. Как по сиг­ налу, вверх взлетают десятки черных шаров, и он понимает, что это провал, позорный провал... Иногда он видел Марину и Витьку. Витька протягивал к нему руки с нежными подушечками ладоней и спрашивал нетвердо: «Папа, куда ты идешь, папа?» Он брал сына на руки, вдыхал теплый запах его белых волос, подбрасывал, и оба счастливо смеялись. Он делал Витьке «мотоцикл» и «паровоз», но в это время громко стучали в дверь. Он оставлял сына и шел открывать — за дверью никого. Возвращался в комнату — вместо комнаты беско­ нечный коридор, освещенный редкими, уходящими вдаль огнями. Неистово и гулко он бежал по этому коридору, а впереди, не прибли­ жаясь и не удаляясь, стоял с опущенной головой Витька и тихо плакал: «Папа, куда же ты уходишь?» Это был самый страшный сон. Марина снилась такой, какой она была очень давно, в первые ме­ сяцы их любви. Они бродили по осеннему парку и собирали листья. Он все порывался взять ее на руки, она с улыбкой ускользала. Он звал ее «Ри», она его — «Аль». Иногда она была задумчивой, иногда веселой, утром он забывал подробности и помнил только ее неясный облик. Но такой, как в последний год — слезливой и неумной,— она не сни­ лась никогда. И еще расспросы начальства — кто такой? откуда? где работали? почему без трудовой книжки? — бесконечные расспросы сначала в