Сибирские огни № 07 - 1969

ва и боли человеческой, убедительно за­ печатленным в начале стихотворения и в его великолепной концовке. В нашей критике, нередко возникают разговоры о так называемой «интеллекту­ альной поэзии», «поэзии мысли». . Однако не важнее ли подчеркнуть, что в любом поэтическом жанре.. интеллект, мысль — непременны и обязательны, это — conditio sine qua поп, «условие, без кото­ рого нельзя», без которого искусство поэ­ зии сходит на нет, вырождается. Интел­ лект, мысль в поэзии не может пульсиро­ вать в н е чувст ва; мысль стиха должна быть, как говорил Маяковский, «чувствуе­ мой мыслью», образом. Мысль и чувство должны слиться в поэтическом образе ор­ ганично, нерасторжимо, гармонически до­ полняя и обогащая друг друга. Иное дело, что сами образы-то могут быть неравно­ ценными: как монеты — от медного пятака до золотого червонца... Казалось бы, все это давно известно. Но говорят, что новое — это всего-навсего хо­ рошо забытое старое. Надуманность термина «интеллектуальная поэзия», как и беспочвен­ ность спора о том, что важнее в стихах — мысль или чувство,— совершенно очевид­ на. Возможно, не стоило бы об этом и го­ ворить, если б сам И. Фоняков, выступая как критик, не был сторонником какой-то особой «поэзии мысли»... А ведь у него есть стихи, которые дер­ жатся только на чувстве, очень сложном, глубинном, на его еле уловимых перели­ вах, оттенках, нюансах, которые трудно объять мыслью, подвергнуть критическому анализу, ибо это значило бы разъять «му­ зыку, как труп», «поверить алгеброй гар­ монию». Вот одно из таких стихотворений: Дочка председателя колхоза В белой кофточке по-городскому, С толстой книжкой (может быть, студентка?), Чуть смутившись, нам открыла дверь. Дочка председателя колхоза Молоко в стаканы наливала, Разрезала смуглыми руками Смуглый хлеб на смуглые куски. И пока с ее отцом вели мы Деловую, умную беседу О строительстве, о кукурузе, О погоде и о тракторах — Дочка председателя колхоза Все читала и читала книгу, Ни одной страницы в этой книге, Между прочим, не перевернув. Я о ней не напишу в газете — Не давали мне таких заданий. Я о ней не расскажу знакомым — Нечего мне будет рассказать. Мы ни словом с ней не обменялись, Мы ни разу не переглянулись... Путь далек. И на крыло машины Оседает розовая пыль. Чем привлекает это стихотворение? Тем, что и у тебя бывали такие мимолет­ ные и вроде бы малозначащие встречи, но ты никому о них не рассказывал, да и что, собственно, рассказывать?.. Это — как передача чувств на расстояние, чувств очень смутных, неопределенных, запрятан­ ных где-то глубоко внутри и, вместе с тем, сильных, будоражащих, волнующих... Наверное, их и имел в виду великий поэт, когда говорил: «А чувства — можно ль рассказать?..» «...И на крыло машины оседает розовая пыль...» Да, что-то «розовое», невысказан­ ное и несказанное, прошло между двумя лирическими героями. Но что? Желание? Возможность? Чего? Ведь ничего не бы­ ло и в то же время... было — многое... Поэтические достижения Ильи Фоняко- ва очевидны, в его книгах мы немало най­ дем стихов, в которых большая .и важная современная мысль нерасторжимо сплавле­ на с. искренним и сильным чувством. Но нельзя пройти мимо и неудачных стихов, где стремление автора стать умным и ин­ тересным собеседником приводит его иног­ да, к рационализму, к недостаточной эмо­ циональной насыщенности поэтического образа. В некоторых стихах автор повто­ ряется, пользуясь одним и тем же «техноло­ гическим» приемом перечислительности, со­ ставления длинных перечней предметов, воп­ росов, тем, которые лишь названы, но не ра­ скрыты, упомянуты, но художественно не воплощены (стихи «Видеть реки, моря, сто­ лицы...», «Заповедь», «А я бы мог полюбить, наверно...» и другие). Чтобы понять особенности стиля, по­ этики, художественной манеры И. Фоняко- ва, обратимся к высказываниям самого по­ эта на этот счет. В своих литературно-критических за­ метках «Сказать несказанное» он приво­ дит, по его словам, «неопровержимые под­ тверждения одной вызывающе парадок­ сальной мысли: поэзия девятнадцатого века, золотого века русской литературы, оказывается чуть ли не лишенной главно­ го — образности!» Утверждая, что «бурное, преимущест­ венное развитие метафорического образа — явление сравнительно недавнее, что после_- довательное культивирование живописной детали отмечается, пожалуй, лишь со вре­ мен акмеистов», отдавая дань признания «одному из великих чудес поэзии» — сло­ весной живописи, И. Фоняков видит «зо­ лотую тайну» русской классической поэзии в «магии» самих слов, в «умении сказать несказанное», в «искусстве благородного сопряжения слов» — «не мертвых звуков, а живых, осмысленных слов, звучание ко­ торых неотделимо от значения». Не будем говорить здесь о несколько тенденциозном и одностороннем подборе поэтом «неопровержимых» примеров, сви­ детельствующих о «недостаточной» образ­ ности русской поэзии девятнадцатого века. Не станем упрекать его в излишней прямо­ линейности н категоричности подобных утверждений. Для нас важно сейчас по­ нять, что поэт считает гл а в н ы м , о сн о вн ы м в традициях «золотого века» русской ли­ тературы. «Поэзия,— пишет он,— искусство значащего слова, если она того хочет, мо­ жет обратиться к сердцу читателя прямо и непосредственно, без каких-либо промежу