Сибирские огни № 07 - 1969

лись отличные книги по истории искусств* хранились также гравюры, репродукции. К этому скромному богатству Иосиф обра­ щался каждый раз, как бывал в этой ком­ нате. Помню, однажды он задумался над бело-черными гравюрами Валлотона. Долго размышлял, и заключил: «Это же, как сти­ хи: лаконизм, ничего лишнего и все есть, что необходимо. Вот у таких художников и поэтов кое-чему можно научиться». Я перекинул ему старый искусствовед­ ческий журнал с репродукциями картин Марка Шагала: «А вот выразительность другого рода». И снова Иосиф долго рас­ сматривал эти репродукции, как-то прене­ брежительно отбросил почти все и задумал­ ся над реалистичным изображением косых витебских домишек с подслеповатыми окошками, с нищенским бельишком, разве­ шанным на просушку, и прочими подробно­ стями скудного еврейского быта. — И вот ведь,— задумчиво сказал он,— веками так и жили эти люди, да что там «жили»,— сколько и теперь еще так живет... Но знаете, Том, что тут, по-моему, главное? То, что эти люди не столько живут, сколь­ ко сопротивляются жизни, а теперь в борь­ бу вступают, они же душой-то все за ре­ волюцию, то есть за лучшую жизнь. И ведь большинство из них не потеряли жиз­ нелюбия, как Шолом Алейхем с его усмешкой... И тут перешли к Саше Черному. Листая его томик, Иосиф усмехался, расхохотался над строками «царь Соломон сидел под ки­ парисам и ел индюшку с рисом», задумы­ вался над многими стихами, говорил, что он находит в них что-то созвучное и косо­ боким шагаловским домишкам «полосы осёдл'ости», и каким-то своим мыслям. Ухо­ дя, он взял с собой томик Саши Черного. И уже вскоре он читал мне забавные сти­ хотворные отрывки из рождавшейся «Пове­ сти о рыжем Мотэле». Первые наброски ее казались слишком близкими к Саше Черно­ му и по музыкальной тональности, и даже по самому портрету главного действующего лица. Этот упрек Иосиф принял очень серь­ езно. Спустя некоторое время я услышал уже, радуясь вместе с автором, отрывки ку­ да более сильные и самостоятельные,— гип­ ноз Сашй Черного проходил. Уткин стано­ вился самим собой. Раздавались потом недоумевающие воп- просы: «Почему Мотэле кишиневец, а не си­ биряк, ведь и автор-то сам иркутянин?» В первых набросках не был Мотэле ни ки­ шиневец, ни сибиряк, был он Мотэле, так сказать, вообще. Когда Иосиф принял упрек в подражательности Саше Черному, тогда же разговор коснулся и того, что надо бы герою дать адрес поточней, привязать его к определенному местожительству. — Конечно, надо,— сказал Иосиф,— сам знаю, не дурак, и читателя в неведе­ нии оставлять нехорошо. Но где же его поселить? — Придется все-таки отправить его В бывшую черту оседлости, в общем, туда, где ему уютней и окружение будет естествен­ ней... Привожу эти некоторые подробности рождения «Повести» к тому, что иные до­ тошные исследователи приняли ее понача­ лу за некий еврейский анекдот, лишенный какой-либо жизненной достоверности. Между тем, период создания повести, представляется мне этапом для Уткина пе­ реходным — от юности к зрелости. Да и у других илховцев это время было полосой сложной, днями поисков, ученья, становления. Пожалуй, упорней и последо­ вательней других работал, отходя одно­ временно от писания стихов, Валерий Дру- зин. Он приступал к первым исследовани­ ям, читал первые лекции и рефераты, и по­ степенно за ним закреплялось заглазное имя — «профессор». Тоже последовательно, но совсем дру­ гую, свою поэтическую линию вел Михаил Скуратов, которого еще никто не величал Маркеловичем, но уже многие видели в нем достойного продолжателя сибирской линии в литературе, в поэзии. О Джеке Алтаузене, маленьком, черном, быстром, Иосиф Уткин однажды проникно­ венно, с каким-то даже почтительным вы­ ражением сказал: — Какой огромный запас, нет — заряд певучей силы у Джека! Хотя Джек и делал еще первые шаги, но размашисто шел, часто не глядя под но­ ги,— не в его это характере было. Шелуха «Барки» отставала быстро, все громче зву­ чала «певучая сила», и уже скоро за. по­ этом стало закрепляться определение—■ «Романтик». Находили время для литературного творчества и очень загруженные газетной работой А. Голянковский-Вечерний, А. Обо­ рин да и другие журналисты. ИЛХО стало постепенно действенной творческой средой, школой и лабораторией. Его члены по вечерам собирались то у од­ ного, то у другого, то все вместе, но чаще небольшими группами, повседневно сталки­ вались друг с другом на службе, в обще­ ственной работе, а ее у каждого было не­ впроворот, постоянно вели споры, коллек­ тивные поиски, одно поднимали на щит, другое ниспровергали, то утверждали, дру­ гое отрицали. Илховцы, естественно, резко противосто­ яли державшимся обособленно кружкам нэповской молодежи. Среди последних вы­ делялись группы так называемых «харбин- цев». Это были сыновья, дочери, племянни­ ки, племянницы и прочая родня (иркутских, главным образом) нэпмачей, по тому или другому поводу жившая в Харбине, в Маньч­ журии и прочих потусторонних местах. Стянулись эти молодые люди в Иркутск с расчетом получить высшее образование в университете. Публика эта в большинстве и общественных симпатий своих, и полити­ ческой своей физиономии особенно не скры­ вала, по крайней мере до той поры, когда настала в университете «чистка». Этой пуб