Сибирские огни № 07 - 1969
Адриан Голянковский был образован ным человеком, молодые считали его ходя чей энциклопедией, верили в непогреши мость его суждений, а он им помогал вся чески, учил терпеливо и благожелательно, воспитывал самокритичную требователь ность к себе, к своим произведениям, вос питывал хороший литературный вкус. В его уютной квартире всегда царили гостеприим ство и непосредственная сердечность, о чем заботилась его жена Магдалина Вар тановна, благожелательный, добрый чело век, красивая женщина, о которой Иосиф Уткин говаривал: «Я даже побаиваюсь ее немного: у ней глаза, как драгоценные кам ни, и усики над губой...» Тут бывали и наши художники-илховцы, оформлявшие и журнал, и сборники «Май», «Ильичу». Острил неизменно язвительный и тонкий Болдырев-Казарин с рыжеватой бо родкой, всегда утверждавший, что над ней измываются напрасно и что она не козли ная, а «Анри катр». Скромно держался ху дожник и искусствовед Мазылевский. Не расставался с альбомом и карандашами Бигос, широкий в плечах и в замыслах, бы стро и точно резавший гравюры на кусках линолеума. Рядом с Голянковским трудился его давний друг, старый газетчик и поэт Алек сандр Константинович Оборин. Во многом благодаря их стараниям «Власть труда» стала первой в Сибири газетой, перешед шей на самоокупаемость, что по тем вре менам было событием немаловажным. По уши загруженный текущей работой, Александр Константинович как-то незамет но несколько отходил от поэтических тру дов, и некоторые растущие на глазах моло дые поэты, быстро овладевавшие техникой стихосложения, становившиеся созвучными не только времени, но и моде, начинали оттеснять Оборина, а иные, склонные к от рицанию преемственности, попросту назы вали многие его стихи «любительскими», подчеркивая этим, что вот они-то не какие- нибудь «любители», а профессионалы, и только в их руках пылают светочи поэзии. Однако Александр Константинович всег да имел свою аудиторию, своих постоян ных читателей. Он всегда оставался вер ным сибирской теме. Вот заголовки некото рых его стихов: «Рождение Байкала», «Си бирские пострелы» (подснежники), «Усин- ский край» (поэзо-очерк) — и сколько еще стихов, посвященных родной Сибири! И ког да кто-то, лишенный тонкости такта, од нажды заметил, что Оборин как поэт уже староват, что он-де «устал», Оборин отве тил стихотворением «Пусть я устал», в ко тором сказал: В песнь я вложил Мощь тайги, мощь титана-Байкала. Северный ветер ее подхватил, Мчала с волной Ангара. Пусть я устал — Песня Сибирь пронизала, Песня останется полною сил! Мне же —пора... После кончины его (в тридцатых го дах) остался большой архив, бессменной хранительницей которого стала дочь Обори н а— Муза Александровна, старший науч ный редактор издательства «Прогресс». Этот архив несомненно заслуживает внимания исследователей. Тут попутно замечу: когда родилась у. Александра Константиновича дочка, это стало не только семейным событием, но взволновало всех нас, журналистов и лите раторов, весь наш коллектив стал воспре- емником, крестным отцом девочки, были устроены первые в Иркутске Октябрины, имя нарекли совместно и вложили в него глубокий смысл: Муза! И, может быть, это единственный в Советском Союзе человек, который еще в колыбели получил удостове рение корреспондента «Власти труда». Она бережет этот единственный в своем роде документ, недавно прислала мне его фото копию, и с чувством светлой печали я уви дел на нем свою подпись, такую давнюю... Старейшины иркутских журналистов и литераторов Адриан Голянковский и Алек сандр Оборин представляли, в буквальном смысле, правый фланг (по времени и по возрасту) того строя, который пополнялся такими молодыми, как Скуратов, Уткин, Молчанов, Друзин и другие. Хорошо бывало у Голянковских, и па мять бережливо хранит эти встречи. Сами Голянковский и Оборин называли их «сбо ром всех частей». Совсем молодым это не понятно, а люди старшего поколения пом нят, как иногда на всех пожарных каланчах города взвивались сигнальные шары целой связкой, и тогда на место пожара, грохо ча, звеня, трубя, сверкая медными касками, неслись пожарные обозы всего города, что и называлось сбором всех частей. У нас на «сборах» горения молодого, яркого и яс ного было предостаточно. Так вот, в ЦРД, в толпе, заполнившей фойе, нос к носу я столкнулся с Голянков ским. — А где же второй АЯКС?!— спросил он шутливо.— Почему не вместе? Что-ни будь случилось? — Но к нам уже проби рался сквозь толпу отставший Иосиф. — В порядке,— констатировал Голян ковский,— два Аякса, как всегда, вместе... На другой день Уткин вспомнил: — Адриан нас вчера Аяксами окрес тил. Греческое что-то, а вот что именно — никак не вспомню, а может, и не знаю. Совместно разобрались, припомнили' ми фы древней Греции. — А ведь хорошо! — рассмеялся Ио сиф.— Молодец Голянковский! Это нам подходит — «Два Аякса»! Так и стало. Очередной наш' фельетон был подписан «Два Аякса». Некоторые не понимали, что это за Аяксы. — Невежды! — фыркал Иосиф.— Зна комьтесь с древней историей, на пользу пойдет, неучи. У меня на Зверевской была неплохая по тем временам библиотека, в которой име
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2