Сибирские огни № 07 - 1969

ангарской пристани наискосок от легендар­ ного Белого д'ома. Эта «Барка поэтов» по­ истине является сборищем разношерстной буржуазно-дворянской интеллигенции — с бору по сосенке. Часть из них были корен­ ные сибиряки, иркутяне; были отпрыски просвещенного иркутского купечества, чьи деды воспитывались ссыльными декабри­ стами, но едва ли не большая часть — наезжие москвичи и петербуржцы, кото­ рых выдудо ветрами революции в матерую глубь Сибири. Органически они были нам чужды, как и мы им. Манеры, сам расслаб­ ленный, причесанный и прилизанный, бес­ страстный «интеллигентский» язык, внеш­ ность, костюмы — отчуждали их от нас — детей народа. Тем не менее, они казались нам оракулами мудрости, хранителями поэ­ зии. В кругу этой романтически звучавшей «Барки поэтов» господствовала мешанина всех модных веяний и школ того времени; и акмеизм, и имажинизм, и эго-футуризм, и левацкие загибы в поэзии — все это вы­ везенное из столиц напрокат и плохо пере­ варенное». Если к этому добавить самонадеянную наглость, позу и стремление «оказать влия­ ние», прибрать к рукам только еще начи­ навших, желторотых иркутских поэтов,— картина, в общем, будет ясной. И ведь как- никак влияние-то оказывали, иные на них равнялись,— больше-то пока не на кого было. Этого тлетворного влияния избежал в общем, например, кондовый сибиряк, розо­ вощекий и золотоголовый Михаил Скура­ тов, Сибири преданный, в Сибирь влюблен­ ный, тогда наивный и всегда честный пе­ вец земли иркутской. Он испытал другое влияние, и оно на пользу ему пошло. Пре­ подаватель педагогического факультета Иркутского университета Лев Георгиевич Михалкович, опекун начинающих, заинте­ ресовался стихами Скуратова, разобрался в его поисках и поставил на верный путь, не без резкости разъяснив; — Какого лешего вы ищете?! Золото под ногами, а вы его топчете! Бросьте пи-, сать с чужого голоса да еще о вещах, зна­ комых вам только понаслышке. Пишите о том, что вошло в вашу плоть и кровь, о том, что досталось вам по наследству от дедов ваших и бабок, от отца и матери. Пишите о своем Иркутске, о родине своей пишите, будьте ей верным! Скуратов и остался верным,— «Барка поэтов» не втянула его в свой омут. Разобрался что к чему критически мыс­ лящий и осторожный, пробовавший тогда силы в стихосложении, но уже склонный больше к критике и литературоведению сту- дент-экономис! Валерий . Друзин. Кое-какую информацию из анналов «Барки поэтов» он использовал, так сказать, для повышения общего уровня, а основную настроенность барочных «хранителей поэзии» отверг за ненадобностью и .вредностью. Несколько сложней было с Джеком Ал- таузеном: как-никак, а Шанхай, где он до этого жил, какие-то накипи оставил, а яд, как известно, в нарушенные покровы впи­ тывается легче, и понадобилось в дальней­ шем все влияние ИЛХО и забота комсо­ мольских. вожаков (из которых особо запомнился А. Л. Мишурис с его вдумчивы­ ми, поистине душевными беседами «по тео­ рии»), чтобы отвратить впечатлительного- Джека от болотных троп, ведущих к «Барке». С Иосифом Уткиным дело обстояло не­ сколько проще. Воевать ему, правда, не пришлось по-настоящему, но в Красной Армии он был и, вне зависимости от скромной нестроевой должности, прошел курс армейского воспитания, получил ком­ сомольскую закваску, и была уже на, нем кольчуга, которую стрелам барочных «хра­ нителей поэзии» пробить было не так легко. Но ветры романтики овевали его лохма­ тую голову, нежность душевного склада оставляла уязвимые, не защищенные еще места. Потом, в ИЛХО, и они закалятся, но вот сейчас — эти странно разведенные розовой водицей строки (им он потом не найдет места в своих книжках). Среди них вот и это: «расскажи мне про Красную ша­ почку, про козу-дарезу»... — Иосиф, у тебя же свой голос, зачем заимствовать? — Не занимаюсь,— резко отвечает он и начинает краснеть. Это у него всегда полу­ чается забавно и по-своему: розовеют и обильно выступают веснушки-конопушки, потом темнеет до багровости, если очень сердится,— краснеет весь — лицо, нос, уши, шея. — Не занимаюсь,— повторяет он,— что я, мелкий воришка, что ли? — Да нет, не совсем мелкий, так —■ средний. — Докажи,— он поворачивается к окну, смотрит поверх темнеющих крыш,— дока­ жи, фельетонист несчастный. — Во-первых, не несчастный, а во-вто­ рых, сам ты такой,— фельетоны-то вместе пишем. А доказать,— изволь: «я устал от румян и белил» ...черт знает от чего еще, кажется — от вечной трагической маски. Известно тебе это произ-ведение? Теперь он уже постепенно бледнет,— это значит, что затронут всерьез, уязвлен, но не сердится, а размышляет. — Н-да,— цедит он сквозь зубы и корит глазом в темный угол, где валяется бро­ шенный им смятый листок,— ладно, за­ мнем. Вот тут событие поважней. С «Бра­ гой» Николая Тихонова знаком? Приходится признаться в неосведомлен­ ности. Да и то сказать, не те еще времена, чтобы поэтические новинки быстро прихо­ дили в далекую от Москвы Сибирь. Иосиф наизусть читает, увлеченно, раду­ ясь, что вот какие стихи бывают. — Подумать только! Вот слушай,— и он снова читает особенно ему понравившееся, да не просто понравившееся, а вошедшее в душу, видимо, надолго, навсегда.— «Гвозди