Сибирские огни № 07 - 1969
Так вот, ртоял Витька в тепле, пома леньку отогревался и скучал. И вдруг уви дел, что в магазин входит его кореш Гош ка Зимин. — Привет, Зяма!— страшно обрадовав шись, заорал Витька.— Иди сюда — вре жем по стопарю горяченького! — Нет, ты понял, а? — сказал Витька, когда Зяма подошел.— На улице-то... Ка луга!.. Жмет северный мороз южного че ловека. По берегам замерзающих рек — понял-нет? — снег, снег, снег! Поделившись, таким образом, своими впечатлениями о погоде, Витька перекинул ся на внешний вид Зямы. — Но, ты-го, а? — гыгыкнул он, кивнув на Зямину пыжиковую шапку с подняты ми ушами.— Все форсишь? Картинки ки даешь? Рукавицы набоку — понял-нет? — шапку на макушке... А ты ходи как все, фраер! С этими словами Витька, дурачась, рва нул вниз уши Зиминой шапки. Не очень сильно рванул, скорее символически. Но пра- вор ухо почему-то осталось у него в руке. То ли оно уже надорвано было, то ли черт его знает почему. — Вот хохма, понял,— растерянно ска зал Витька, протягивая Зяме ухо. Зяма принял ухо и с интересом уста вился на него. Наверное, он решил в пер вый момент, что Витька показывает ему фокус. Но мало-помалу до Гошки начало доходить, что, возможно, это ухо от его собственной шапки,— интерес в глазах Зя-. мы померк, а лицо стало приобретать за думчивое выражение. И когда дошло окон чательно, он зажал в кулак этот клочок меха и, не меняя задумчивого выражения лица, аккуратно ударил Витьку в левое ухо. Голова у Витьки опасно мотнулась в сторону, норовя оторваться, но сам он, по нимая, что нашкодил, не обиделся сначала. — Ну, извини меня,— сказал Витька.— Извини меня, прости... Ну,, хочешь, ударь еще. Этим своим толстовством Витька как бы подчеркнул глубину раскаяния, надеясь в то же время, что кореш оценит его сми рение и они замнут инцидент. Зяма не заставил себя просить — раз вернулся и врезал Витьке по другому уху. — Ну, ты! — сказал Витька теперь уже обиженно.— Обрадовался на бесплатное! Я что — нарочно, да?.. Говорят т еб е— отогнуть только хотел. Чемпион какой вы искался! В спортзал иди тренируйся — понял? Зяма выслушал Витькины возражения, глядя мимо его головы, на замызганную стенку гастронома, после чего экономным боксерским движением расквасил прияте лю нос. — Гад,— сказал Витька, промокнув юш ку шарфом.— За что бьешь, а? За это по ганое ухо? А еще друг называется. Но, видать, Зяма был другого мнения о своем ухе. Все с тем же выражением окаменелой задумчивости он залимонил Витьке по правому глазу, потом по левому, потом, вытянув губы трубочкой, бегло ог лядел результаты своей карающей деятель ности и, не найдя другого, более подходя щего пятачка, еще раз съездил по разби тому уже носу. — Ну, бей, бей,— Сказал затосковавший Витька-Тиберий Гракх.— Бей, что ты ос тановился... Ухо пришить можно, а это не зашьешь,— Витька тронул рукой рассечен ную бровь.— Бей, фашист! Тут Зяма, наконец, открыл рот и про изнес первое слово. — А ну, повтори,— приказал он. — А что, не правда? — спросил Вить ка.— Конечно, фашист. Эсэсовец... — За фашиста! — сказал Зяма, снял с Витькиной головы шапку, бросил на пол и вытер об нее ноги. — Тебе бы, Изотов, к народному судье обратиться,— на другой день сказал Вить ке председатель цехкома.— Ишь как он те бя разукрасил, дружок твой. Носом-то дышишь? — Какой он друг,— непримиримо бурк нул Витька.— Говорю — фашист он. — Не исключено,— сказал председа тель.— Ну, не хочешь к народному— не ходи. А товарищеским ьды его, подлеца, и без твоей просьбы судить будем. ...Товарищеский суд, однако, не со стоялся. Накануне его Витька принес за явление, в котором писал, что они с Гош кой помирились: Витька пришивает на ме сто пыжиковое ухо, а Зяма ставит ему пол-литра. Все вышло точно по заявлению. Вить ка пришил ухо. Зяма выставил ему бутыл ку. Они распили ее вместе и пошли на улицу бороться. Витька пихнул Зяму в сугроб. Зяма, падая, оборвал хлястик у Витькиного пальто. Витька, вспомнив пы жиковое ухо, щелкнул Зяму этим мерзлым хлястиком по роже. Зяма догнал Витьку, свалил и катал пинками по заледеневшей дороге, пока не устал... Теперь Зяме наверняка не избежать Товарищеского суда. Хотя, вполне возможно, что все у них закончится полюбовно. Если Зяма пришьет хлястик. А Витька поставит ему полбанки. ЧУЖОЙ РЕБЕНОК В субботу позвонил Яшкин. — Алле! Это ты, очкарик? — спросил он,— Ну, как делишки, сколько на сбер книжке? Яшкин — это Яшкин, он не может без каламбуров. — Миллион двести тысяч,— в тон ему сказал я.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2