Сибирские огни № 06 - 1969
Нина, удивляясь и радуясь собственному красноречию, чуть ли не целиком пересказывала газетные статьи. Вспомнив Якобсона, заявила: — Через три года грянет Мировая Революция. Мужик с лицом луковкой, выставив редкую бороденку, смиренно сказал: — Оно и ладно, мы не возражай. Кто-то поперхнулся хохотом. Все газетные новости мгновенно выскочили из памяти. Надо гово рить о конкретном, понятном для них,—так советовал Петренко. Дей ствительно, когда заговорила о коллективизации, даже мужик с лицом луковкой перестал перешептываться. А бедняк в армяке, что приходил к кулаку Василию Медведеву просить деньги, даже ладошкой оттопы рил ухо, чтобы лучше слышать. Но странно: потом нйкто не хотел задавать вопросов. Сидели и дымили, о чем-то вполголоса переговаривались, словно ее здесь и не было. Отчаявшись, что мужики так и не заговорят, она промямлила: если нет к ней вопросов, то собрание можно закрыть. Все время она чувствовала: мужик-луковка должен задать какой-то заковыристый вопрос. — А чаво его не закрыть,— сказал он,— ента не артель закрывать. Вот вы, конешна, образованная, городская, на все понятия имеете —об сказали бы нам, пошто так в Верхне-Лаврушине приключилось. Стали там, значит, мужики артель арганизавывать, посвезли все в кучу... Не кашляли, не переговаривались. Кто-то из задних рядов оборвал тишину, пробасив: — Крути, давай, Никишка! И вот тут-то она улыбнулась. Глупо ужасно. Но она вдруг вспом нила идиотскую песенку (ее пели с упоением Натка и Юля) —«крути, давай, Гаврила, Гаврила, Гаврила, не то получишь в рыло мозолистой рукой». И потом ее насмешило, что почти старика назвали —Ни- кишкой. — Могет вам и смех,—сказал Никишка, его лицо теперь напомина ло печеную луковку, так оно все сморщилось,— но мужикам из Верхне- Лаврушина не до смеху, вот оно што... В артель вписалась не токма голытьба, значит, вроде меня, а справные мужики. А теперича вот ка кое дело —когда сноп гнилым свяжешь,—рассыпется такой сноп. Так и артель рассыпалась. А кому от энтого худа? Обратно —мужику. Мой сват в артель две коровы и нетель сдал, а привел домой одну коровен ку, да и ту хоть сейчас на живодерню. С чаво бы энто? Все молча чего-то ждали. — С чаво бы энто? —повторил Никишка и сам ответил.—А с тово: коли мое, буду обихаживать, а не мое —катись кобыле под хвост.— Он снова оживился, знал, что его слушают.—Вот у вас часы на ручке—. ходют, видать, исправно, а отдай вы их другому, третьему в пользо вание... Никто по-вашему берегчи не станет. А пошто? НЕ МОЕ —вот в чем загвоздка. Так я, мужики, говорю? НЕ МОЕ. Заговорили разом: — В точку гвоздь вбил. — Никишка нешто не скажет! — Кабы чужое, как свое берегчи... А он уверенно гнул: — Вы вот слова сказали и на том конец. А нам свою корову на чужой двор вести... — Не на чужой, а на общественный,—наконец, нашлась она.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2