Сибирские огни № 06 - 1969
кладбище. Нину пронизывала дрожь, казалось, еще немного, и она не выдержит. Карпыч протянул ей мешок. — Накинь-ка на плечи. Однако, поменее мокнуть будешь. Сенда-то из-под низу сухого натягай да под ноги-то положь. Оно, глядишь, и по теплеет. Скоро нагреемся, за развилкой дорога пойдет все в тянигус, да в тянигус. За развилкой дорога стала взбираться в гору. Ага, значит, «тяни гус» — это в гору. — Ты, однако, слезай, барышня,—Карпыч вышагивал теперь ря дом с лошадью,— пройдееся — ментом, согреесся. «Сама не могла догадаться»,— упрекала себя Нина, с трудом пе реставляя онемевшие ноги. Сначала она еще выбирала дорогу, но скоро плюнула — ступала, куда придется. То и дело вытаскивала из грязи галоши. Наконец, не выдержала, сняла их и засунула в телегу под сено. Жаль новые желтые ботинки с высокой шнуровкой. Но, что поделаешь! «Сколько протянется еще этот тянигус... тянуть... тянуться... Отсюда, наверное, и тянигус». У нее всегда был спасительный якорь, она хваталась за него в зло счастные часы: по ночам, когда не спалось после очередной ссоры с отчимом, когда возвращалась с уроков через кладбище, или изнывала в очередях на бирже. Этот якорь — память. Стоит только вспомнить что-то приятное, восстановить в мельчайших подробностях это прият ное, или что-нибудь придумать в этом ' роде —и уже не так тошно, и время летит незаметно. А придумывалось разное. «Нам понравился ваш рассказ, товарищ Камышина. Чувствуется пролетарская сознательность. Мы его напечатаем в газете. Приносите еще ваши рассказы». Или: «Он (высокий, глаза черные, волосы курчавые, похож на Демона или Якобсона) взял меня за руку и сказал: «Нина, я вас люблю». Я от вечу с затаенной грустью: «Верю в ваше благородство, но у меня в жиз ни есть призвание, мой святой долг служить этому призванию». Или: «Африкан Павлович, моя мать вышла за вас замуж, поверьте (Ни не особенно нравилось это — «поверьте»), не ради любви. Она испуга лась жизни. Теперь вы свободны. Я достаточно зарабатываю, чтобы прокормить всю семью. Пока вы безработный, я буду помогать вам. Забирайте все свои вещи. Не забудьте захватить китайский фонарь. Вы же не сможете существовать без мещанского уюта». Но вытаскивать ноги из грязи и ждать, ждать, когда кончится этот тянигус—скиснешь. Тут не до выдумок. Но ведь было же и по-настоя щему хорошее. Ведь оно было же! Было. ...Часа три кряду она бродила по главной 'улице вверх-вниз, вверх- вниз. Осторожно поглядывала в витрины магазинов. Толстые стекла витрин 'отражали тоненькую девчонку с длинными косами. Девчонка встряхивала головой и грациозным движением руки (так ей казалось) перебрасывала косы за спину. Удивительно легко шагалось в новень ких, с высокой шнуровкой ботинках. Немного смущал мягкий свитер — очень уж он обтягивал грудь. Нина не шла, а парила, то и дело губы морщила улыбка. Кто-то, оглянувшись, сказал: «Хорошенькая». Стрелка на часах почтамта неотвратимо подвигалась к цифре пять. Скоро начнет темнеть, надо успеть сбегать на кладбище, проститься с Катей. Видно, так и не удастся ей встретить Петренко (дома его, ко нечно, не оказалось), так и не удастся показать ему удостоверение, 4 Сибирские огни № 6 49
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2