Сибирские огни № 06 - 1969

дескать, надобности вкладывать определен­ ный смысл в произведение. Эту, так сказать, оборотную сторону «эпохи интеллектуализма» нельзя игнориро­ вать: разновидности абсурдизма занимают очень большое место на «эстетическом рын­ ке» буржуазного мира. ■И это ведь тоже «детище времени»! Хотя — и уродливое... Днепров весьма убедительно и не упро­ щенно анализирует эти явления, начиная с их истоков, и объясняет своеобразную зако­ номерность их возникновения. Но вот рассеять туман, плавающий вок­ руг понятия «интеллектуализм современного искусства» (хотя говорит он, собственно, об интеллектуальной прозе Т. Манна, как ее родоначальника в определенном жанре), мне кажется, не смог, в конечном счете, и этот исследователь. ! «Томас Манн,— говорит он,— соединил в себе художника и теоретика. Не только мыслителя, каким бывает всякий настоя­ щий художник, а именно теоретика, стре­ мящегося остаться логически верным исход­ ному пункту своих рассуждений». Итак, именно теоретическая оснащен­ ность —лажный, если не важнейший при­ знак интеллектуального романа? Увлеченный доказательством своей мыс­ ли, В. Днепров находит для ее изложения стилистически изящные обороты. Например: «как в тончайшей пластической операции, художник (Т. Манн) приживляет понятие к образу». И далее; «Образ пронизывается многообразней­ шими отношениями авторской мысли и при­ обретает понятийный ореол. Возникает н о- в ы й в и д п о в е с т в о в а н и я , который можно было бы назвать « р а с с у ж д а ю ­ щ и м п о в е с т в о в а н и е м». (Подчерк­ нуто мною.— Б. Р.). Но, во-первых, несколько смущает под-, разумевающееся утверждение, будто вооб- ще-то образ и понятие (в творчестве боль­ шинства других художников) разделены, разъяты, точнее,— что «доманновская» про­ за оперирует, так сказать, в чистом виде образами как таковыми? То есть, например, гоголевская «птица- тройка» — только образ, не включающий в себя п о н я т и я ? И с другой стороны, рдзве понятие «мертвые души», заимствованное из офици­ альных документов («ревизских сказок»), не стало для Гоголя одновременно художе­ ственным образом колоссальной емкости и неотразимого идейно-эстетического воздей­ ствия? А во-вторых, определение «рассуждаю­ щее повествование», как синоним сегодняш­ него «интеллектуализма», по-моему,— рис­ кованное и зыбкое. В самом деле, разве не было «рассуж­ дающее повествование» характерным преж­ де всего для... античных времен («Пир» Платона, «ораторская проза» и т. д.)? Разве нельзя адресовать это определе­ ние, скажем, «Городу солнца» Кампанеллы или роману де Бержерака «Новый свет...» (Ведь форма диалога здесь условна). А проза Гейне? Чернышевского? Гер­ цена? А разве не имеет прямого отношения к «рассуждающему повествованию» роман, пронизанный, например, вот такими стро­ ками: «...Он перечитал и вновь прочел и Пла­ тона, и Спинозу, и Канта, и Шеллинга, и Гегеля, и Шопенгауэра — тех философов, которые нематериалистически объясняли жизнь. Мысли казались ему плодотворны, когда он или читал, или сам придумывал разре­ шение вопросов... Но стоило забыть искус­ ственный ход мысли и из жизни вернуться к тому, что удовлетворяло, когда он думал, следуя заданной нити,— и вдруг вся эта искусственная постройка заваливалась, как карточный домик...» Или — другой роман, из которого на­ угад взято такое место... «Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого дви­ жения. Для того, чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что-то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об ебетованной зем­ ле для того, чтобы иметь силы двигаться». Можно ограничиться этими примерами из «Анны Карениной» и «Войны и мира», столь характерными для творческого мето­ да их автора. Можно напомнить, что определение, предложенное В. Днепровым, применимо и к «Гамлету», и к пьсам Чехова и Горько­ го,— все это очень разные произведения, но все они — «рассуждающая драматургия», хотя и вовсе не похожая на драматургию Брехта. Понятие, продолжает Днепров, «оплета­ ет все воспроизводимые в романе жизнен­ ные явления. Ч у в с т в е н н а я д о с т о ­ в е р н о с т ь о д е в а е т с я л е с а м и р е ­ ф л е к с и и » . Исследователь заявляет, что Т. Манн растягивает научно-лирические отступления на десятки страниц, все новые и новые ассоциации «предельно уплотняют и утя­ желяют текст». А в заключение главы он признает: « Л и ш ь н а о с н о в е о г р о м н о г о б о г а т с т в а жизненных, ч у в с т в е н н о ­ д о с т о в е р н ы х о б р а з о в может ин­ теллектуальный роман оставаться реали­ стическим. Лишь оставаясь реалистическим, может он у д е р ж а т ь с я на высоте подлинной х у д о ж е с т в е н н о с т и » . (Подчеркнуто мною.— Б. Р.) Это жестко ограничительное «лишь» и весьма тревожно звучащий в контексте глагол «удержаться» словно бы гасят «понятийный ореол» как нечто имеющее исключительно важное, решающее значение в прозе нового типа! Значит, самым-то главным, основным условием подлинной художественности и для интеллектуально­ го романа остается все-таки богатство