Сибирские огни № 06 - 1969
Решила больше не ходить. Только еще один-единственный разок, будто нечаянно, прошла мимо. Но, конечно, никого не встретила. Как ни старалась Нина «держать язык за зубами» и не ввязываться в ссоры с отчимом, но, кажется, он сам вызывал ее на скандальчики. Обычно это начиналось за обедом. ...Африкан, оттопырив мизинец, держал перед собой газету. Мама, как всегда, ела молча. Очень она молчаливая. Почему? Коля любил разговаривать, мама редко-редко разговорится. Интересно, что Афри кан выискивает в газете? Наверное, за что бы зацепиться. Ага, нашел! Швырнув газету на подоконник, он сказал: — Н-да, пятилетку построим и будем без штанов ходить. Девицы платья из крапивы сошьют. Вот уж от кавалеров отбоя не будет. Ну, как тут промолчишь? Стараясь не замечать маминых умоляю щих глаз, она выпалила: — При царе, значит, всем хорошо жилось! И в деревне не голо дали?! — Лодырям всегда плохо жилось. И в деревне, кто работал, тот и ел. А теперь не ест тот, кто и работает. — Неправда, я читала — раньше целые деревни от голода вымирали. Даже Толстой ездил на голод. — Умирали, когда неурожай был, стихийное бедствие. •— А почему буржуи и помещики не умирали от стихийного бед ствия? Выходит, их стихийное бедствие не касалось? — Ты ничего не знаешь, а споришь.—Он вошел в раж, лысина по крылась потом.— Как раньше было, ты знаешь по книжечкам, а я эту жизнь видел своими глазами. — Если вам хорошо жилось, это еще не значит, что всем было хо рошо. Если всем так хорошо жилось, почему же революция победила? Вот это вы чем докажете? — В душе Нина ликовала: «Ага, съел?!» Он рассвирепел, швырнул ложку. — Я ничего тебе не собираюсь доказывать. На службе политгра мота в зубах навязла, еще дома спокойно поесть не дают! —Он под нялся и, на ходу бросив маме:—Натуся, я пройдусь,— вышел из столо вой, хлопнув дверью. — Зачем ты так? Боже мой, сколько я просила не спорить. Он устал, у него неприятности на службе, а ты...— мама закурила. Лицо грустное, страдальческое.—Прошу тебя: не ввязывайся в спор. Неуже ли ты промолчать не можешь?! Удивляясь своей черствости, Нина испытывала не жалость, а обиду на маму: почему она никогда не заступится?! Ведь ясно же, кто прав. — Ладно. Постараюсь, только ради тебя,— скрепя сердце пообе щала Нина. Сгремясь заглушить растущую с каждым днем обид}, она наброси лась на книги. Читала все подряд. Запоем прочитала «Гадюку» Алек- • сея Толстого. Вероятно, то же самое испытывает человек, застигнутый в поле грозой: его пробирает дрожь, он готов зарыться от страшного грохота и слепящих синих молний и не может от них глаз оторвать, не может — от восторга. И она читала, и перечитывала «Гадюку». Нина ненавидела мерзких подленьких людишек, готовых растерзать женщину только за то, что она не похожа на них. Ясно, что Африкан из компании тех, кто травил бедную гордую Ольгу Вячеславовну, Мысль самой написать рассказ пришла неожиданно, когда зани малась скучным делом —мыла посуду. Мокрая тарелка выскользнула
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2