Сибирские огни № 05 - 1969

бухгалтер. Мы с Наткой его не очень...—Она осеклась. Это походило на предательство по отношению к маме. — Где Натка? Какая она стала? Наверное, хорошенькая? Нина заторопилась рассказать все Наткины достоинства: учится ве­ ликолепно, на гитаре играет, в «Синей блузе» участвует, вообще, она общественница... Наконец она выдохлась и затихла. Он сказал: — Пойдем с тобой вечером в гости. Со мной тебе можно? — Мы теперь не спрашиваемся,—сказала Нина. — Только я тебе не скажу, к кому пойдем,—сама увидишь. Это тайна Кагцея Бессмертного. Последний поезд, с которым мама может приехать, во сколько? В семь с половиной? Подождем, если мама не приедет, отправимся в гости. Согласна? Еще бы! Она робко позвала его выпить чаю. — С удовольствием,— сказал он. В столовой Федор Иванович долго разглядывал вещи, а потом произнес: — Ничего не узнаю. — Это все его. А ковры продали еще в голодные годы. За чаем Федор Иванович ничего не ел, хотя Нина вытащила из подполья еду, которую Африкан берег для своих знакомых. — Вы какого поэта больше любите? «Ох, дура, умную из себя строю». — Какого поэта? — повторил он рассеянно, взглянул на нее и улыб­ нулся, отчего вдоль щек у него показались две глубокие морщины — Стихи, Нинок, превосходная вещь.—Чуть нараспев он продекламиро­ вал;— «и веют древними поверьями ее упругие шелка, и шляпа с тра­ урными перьями, и в кольцах узкая рука...» «Это он про маму»,— подумала Нина и спросила: — Это чьи стихи? — Это Блок. Таких поэтов не так уж много на Руси. -- Я не знаю Блока.— Нина почувствовала, что уши у нее горят, и виновато добавила:—Мы его еще не прорабатывали. Федор Иванович покачал головой и невесело сказал: — Поэтов не надо прорабатывать! Их надо просто знать —И, взглянув на нее, добавил:—Ничего, у тебя еще много времени впере­ ди.—Утешили не его слова, а улыбка. Неожиданно ни к селу ни к городу он сказал: — Да, дважды нельзя войти в одну и ту же реку.—И, помолчав, спросил: —А что вам преподносят на уроках словесности? — Перед каникулами прорабатывали, вы знаете, у нас все так говорят, «Преступление и наказание». Судили Раскольникова. —Суд? Как это суд? Расскажи, пожалуйста. Это, вероятно, ин­ тересно. — Да просто ужасно как интересно! Все как на самом деле^. Ска­ мейка для подсудимого. Раскольниковым был Герман Яворский. Он вообще-то подходит. Всегда оригинальничает. А на суде, знаете, что выкинул? Когда его спросили, какая у него последняя просьба, он ска­ зал, что просит сохранить ему жизнь, и тогда он исправится и клянется стать таким, как Корольков.—Нина, вспомнив, как грохнул в классе хохот после слов Германа, прыснула от смеха. Федор Иванович с понимающей улыбкой смотрел на нее. — Кто же этот Корольков? — Тип один. Все ходит вынюхивает и в свой кондуит записывает. Он, конечно, в судьи вылез. Ох, и обозлился на Германа, нос даже