Сибирские огни № 05 - 1969
Нина поднесла к Катиному лицу ладони со снегом. Катя старатель но тянула в себя воздух. Потом чуть оттолкнула руки сестры. - - Почему-то теперь не слышу запахов. Я же ведь помню —снег зимой пахнет арбузом. А, я не слышу... Нина, бросив снег на стол, долго терла клеенку тряпкой. «Бабуш ка не велела при Кате реветь, но она так говорит...» — Я знаю, почему не поправляюсь. Меня бог наказал. — Вот уж сочиняешь,—возмутилась Нина. — Сядь, сядь здесь... Ну, прошу...— Катю трясло. «Может, бабушку позвать?» —Но сестра схватила ее за руку и по тянула к себе, Нина присела на край кровати. — Ну, что ты так? Успокойся... — Не успокаивай! Не смей со мной разговаривать так, будто я маленькая или полоумная. Не прерывай! Ну, можешь ты хоть раз вы слушать до конца. Слушай, я давно хочу тебе сказать... Хотела бабуш ке сказать, но не могу! Меня так это мучит.— Катя говорила быстро, как в бреду, на лице — незнакомая жалкая улыбка.— Я знаю — бог меня наказал! Помнишь, мы с- тобой исповедывались? И мы поссори лись. Я тебе доказывала, а сама... Сама я уже не верила... Вот, знай! И не то чтобы сомневалась. Уж если по правде —думала так же, как ты. И про священника, и про церковь... И про бога! Но это в душе, а на словах —другое. На словах, вроде, я самая верующая. Видишь, какая лицемерка?! Подлость ведь, правда? Я теперь ЗНАЮ — бог мне послал испытание, и я его не выдержала. Он меня и наказал.— Катя, всхлип нув, глотнула воздух, по пепельно-желтым щекам потекли слезы. Нину так напугали Катины слова. И даже не само признание, а безнадежное отчаяние, глядевшее из ее неправдоподобно расширен ных зрачков, и этот жест— худые руки терзали ворот рубашки, будто ворот давил Катю. — Видишь... видишь... ты молчишь...— с каким-то странным удов летворением выдавила Катя. — Ничего не молчу. Все совсем не так. Почему же меня бог не наказал? Я ведь тоже... — Молчи! Молчи!—с испугом закричала Катя.—А не то...— Катя захлебнулась воздухом и закашлялась. Нина взяла Катину тонкую, с выпирающими косточками руку и принялась ее тихонько гладить. Катя примолкла. Спустя несколько ми нут она снизу заглянула Нине в лицо и попросила: — Ниночка, сходи в церковь. Помолись за меня.— Сестра слабо сжала ее руку,— Значит, ты согласна? Да? В моем ящике, в комоде, есть деньги, ты их возьми, на свечи. Поставь... Я так тебя прошу...— Разговор, видимо, утомил Катю —она закрыла глаза. ...Обещание нужно выполнять, тут уж никуда не денешься. Выру чают дела, можно день ото дня откладывать, но каждое утро, как бы мимоходом, Катя спрашивает: «Ты сегодня пойдешь?» Илагин сдержал свое слово: не только пригласил хорошего врача, но и созвал консилиум. Привез на извозчике профессора и хирурга. Высокий, сутулый, с широким, крестьянским лицом, профессор скорее походил на ответственного партработника, чем на ученого. Хирург бе локурый, полный, элегантно одетый, все время, по выражению Натки, «пялил глаза» на маму. Рядом с приезжими знаменитостями доктор Аксенов выглядел домашним и очень старомодным со своими негнущи- мися манжетами и пенсне в золотой оправе. Врачи долго осматривали Катю. Потом бабушка пригласила их к себе, сказав маме:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2