Сибирские огни № 05 - 1969

стя: голова, как яйцо, узким кверху, он бреет ее из-за лысины, которая начинается ото лба и ползет до самой шеи, а нос на семерых рос. Но чем-то гость напоминает военного. Наверное, усами, а еще сапогами и галифе. Он вызывал в Нине непонятное раздражение, может оттого, что глаз с мамы не сводил. Ну чего, спрашивается, уставился! Натка под столом толкнула ее ногой. Нина чуть не фыркнула: сестра держала так же, как гость, мизинец на отлете. Смешно! Только у нее пальчик тонюсенький, розовый, а у Плагина — чуть корявый, желтый от таба­ ка, с длинным ногтем. Для чего, собственно, такой коготь? * Потом бабушка отчитывала сестер в кухне: — Ната, неприлично набрасываться на сухари, будто ты из голод­ ной губернии. Нина, сколько раз я говорила, некрасиво так пристально разглядывать людей, им это может быть неприятно. Понемногу сестры привыкли к Илагину. Никого уже не удивляло, что вечерами он заходил узнать о здоровье Катюши. Он взял у мамы серебряный подстаканник, сказав, что у него приятель большой цени­ тель старинных вещей. Подстаканник, действительно, продал за высо­ кую цену. В доме наступило относительное благополучие. Плагин яв­ лялся, когда сестры уже спали. Африкан (так они между собой назы­ вали Плагина) подолгу засиживался у них. Просыпаясь, сестры слы­ шали сдавленный басок гостя. Раз Натка срывающимся от волнения голосом сообщила: — Знаешь, я нечаянно слышала, как он сказал мамочке — «На­ туся». — Тебе показалось! — возмутилась Нина. — Ничего не послышалось, он сказал: «Не расстраивайся, Натуся». «Что же это такое? Выходит, он маму назвал на — ты. Натуся! Да как он смеет?!» — Тебе послышалось,—с сомнением, но упрямо твердила Нина. Терзаясь, она стала потихоньку наблюдать за ними. Мама стала еще молчаливее, всегда озабочена, много курит. Он, поднося спичку закурить маме, смотрит на нее преданно и умоляюще. От его «собачь­ его» взгляда Нина испытывала обидную неловкость. Бабушка с ним вежлива, но за столом не засиживалась, поджав губы, уходила к Кате или запиралась у себя в комнате. Катя таяла: на лбу и на обтянутых скулах появились пепельно­ желтые тени. Глаза нестерпимо сухо блестели. Нину пугал ее пронзи­ тельный взгляд, казалось, Катя угадывала все сокровенные мысли. Иногда на нее, без всякого к тому повода, нападали приступы непо­ нятного раздражения. Она кричала сестрам: — Я знаю, что вам надоела! На меня противно смотреть! Нечего меня жалеть. Я не нуждаюсь в вашей жалости! А после плакала и просила прощенья. И это было еще хуже. ...От густо падающего за окном снега в комнате как бы раствори­ лось снежное сияние. Откинув черноволосую голову на подушки, Катя смотрела в окно. — Принеси мне снегу. Просьба прозвучала неожиданно. «Я так старалась читать, а она вовсе и не слушала, наверное про свое думала,— все ходят, а ей — ле­ жи». Нина, накинув шубейку, выскочила на крыльцо. Осторожно, как величайшую драгоценность, набрала в пригоршни снежный пух. Наконец-то Катя улыбнулась— вдоль рта острые морщинки. — Дай, я понюхаю.