Сибирские огни № 05 - 1969
чувство причастности к настоящему, великому, что дорого не только те бе одной, а всем людям мира... После Гриши Шаркова стали выступать другие ребята. Все они клеймили позором Чемберлена. Нина слушала выступающих и недоуме вала: этот Чемберлен, хоть он и государственный деятель — просто идиот. Как можно не признавать советскую страну, когда она сущест вует почти десять лет и безусловно не исчезнет от того, что Англия не хочет нас признавать. Конечно, на сцену вылез Корольков (разве он утерпит!) и заявил, что «общее собрание членов кустарно-промысловой артели, где трудит ся простой работницей моя мать...» — Это он сообщает всем о своем соцпроисхождении,—шепнул Ни не Герман Яворский. — ...члены артели,—продолжал Корольков,—постановили отчис лять в фонд «наш ответ Чемберлену» один процент от своего месячного заработка в течение трех месяцев. Я призываю товарищей школьников внести свой вклад. «А предложение правильное»,—подумала Нина и сказала Маре: — Можно платный вечер устроить, спектакль, лотерею, буфет, а всю выручку — в фонд. Лелька Кашко попросила слова. — Я предлагаю...—и повторила Нинины слова. Ей аплодировали. Яворский сказал Лельке Кашко: — А ты, Кошка, на ходу чужие мысли подхватываешь. Почему не сказала, что это предложение Камышиной? Так Лельке и надо. Она, кажется, влюблена в Яворского — пусть получает. В общем-то не все равно, кто выступил, важно, что теперь вся школа как надо ответит лорду Чемберлену. Из-за митинга Нина забыла о визите к Тучину на отповедь. Напомнил об этом Корольков: — Камышина, тебя ждет заведующий в своем кабинете. Нина долго маялась, слоняясь по коридору. Вдруг Туча скажет: «Пусть мама придет в школу». Или —напишет записку, узнает бабуш ка. Хуже всего бабушкино молчаливое презрение... Тучин взглянул на Нину поверх очков и спросил: — Ты зачем? «Наврал Корольков. Туча забыл, а я-то дура,—- мысленно упрекну ла себя Нина.—Спросить про кружки, пока не вспомнил...» Но он вспомнил. — Надеюсь, для тебя не новость, что ты теперь учишься в восьмой группе? — Не новость,— выдавила Нина, с тоской подумав: «Ну, начинает ся... сейчас скажет о святом долге юности...» Сергей Андреевич погладил себя по плешивой круглой голове. — Святой долг юности... Нина прикусила губу и уставилась в пол —теперь только надо, не улыбаясь, выслушать все до конца. В кабинет, бесшумно прикрыв за собой дверь, вошел преподава тель черчения Генрих Эрнестович Шелин. За яркие голубые глаза, слов но нарисованные тонкие брови и кудрявую бородку —его прозвали Христосиком. Шелин всегда в полувоенной форме: щегольские сапоги, галифе и нечто среднее между гимнастеркой и модной «толстовкой». Шелин никогда не кричал, но самые отчаянные от одного его взгляда превращались в жнят. Мельком взглянув на Нину, он сказал: — Признаться, не ожидал от Камышиной подобного легкомыслия.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2