Сибирские огни № 05 - 1969

фиалки крохотные, в сердцевинке —осколок желтого лучика. Фиалки «пахнут листьями, за которыми прятались, снежной свежестью и солнцем. Солнце ведь тоже приносит запахи. Но главная радость — березы. Об­ нимешь березу, а она как живая, теплая, прислушаешься — листья ти­ хонько-тихонько лопочут, когда ласково, когда жалостливо, а когда и сердито. Нина глубоко убеждена, что береза живая. По-своему, ко­ нечно. Ведь плачет же она, если ее кору искромсают хулиганы ножами. Плачет, будто даже кровью плачет. Самой нарядной береза бывает, ког­ да она закудрявится сережками. Бабушка говорит, не зря про березку поется —«раскудря-кудря-кудрявенькая...» По весне роща светлая, распускаются листья на березах, и свет в роще становится особенный, какой-то радужный. В роще бегай сколько хочешь — никто не скажет: «Не шуми». В роще можно даже кричать, и никто не оборвет: «Веди себя прилич­ ней». Захочешь и на дерево залезешь. Легче всего на рябину. Две ря­ бины растут у небольшого овражка. В нем долго еще под прелыми листьями лежит ледок. А летом весь овражек зарастает крупными ро­ машками. Залезешь на рябину, а внизу— белым-бело. Зимой сестры тосковали по роще, туда не попадешь — хозяйка на зиму калитку заколачивала, чтобы «шпана не шлялась». Хотя, как там шляться — раз попробовали через забор перелезть и чуть с головой в снегу не утонули. Каждый день, когда Натка возвращалась с улицы, она сообщала Нине, что снег «я не думал еще таять». Раз. Нина не выдержала — решила сама проверить: притворилась, что спит, а когда все ушли из детской, пробралась, держась за стену, до окна за гардеробом. С трудом залезла. Сначала все было тихо, она тер­ пеливо ждала. И вдруг — дзинь, будто стекло о стекло стукнуло. Ага, вот оно: сверкнула льдинка, и тотчас же что-то дзинькнуло... Неужели скоро весна?! Весна... Но что же это такое! Ноги совсем не слушаются, ноги не гнутся! Нина от страха громко закричала. Прибежал Коля. — Ты что? Зачем сюда залезла? Вот дурак-то.— Он снял Нину и отнес ее на диван. Вечером Коля сказал маме: «Надо, чтобы она дышала свежим воз­ духом». Он вытащил из кладовки старое кресло-качалку с провалившимся сидением, починил его. И назавтра, закутанная в одеяло, Нина сидела на крыльце в кресле-качалке. На снег было больно смотреть, грудь рас­ пирало от холодного чистого воздуха. Под навесом, в навозе у сарая, копошились воробьи. Похоже, что скоро весна —вон сколько сосулек по карнизу крыши. — Натка, сбегай за ворота, посмотри. .— Ручьев еще нету,— доложила Натка и умчалась. Вернулась она с незнакомой девочкой; в коротком пальто и шапке- ушанке, высокая, коренастая, похожая на мальчишку. За ней плелся черный кудлатый пудель, у пса одно ухо поднято, другое повисло, на глазу бельмо. — Вот познакомься,— предложила сияющая Натка. Девочка протянула Нине широкую руку и, крепко сжав Нинины пальцы, мальчишеским голосом сказала: — Мара. — Такого имени не бывает,— заявила Натка. — Много ты понимаешь! — не удостоив Натку взглядом, отрезала Мара и, кивнув на ноги Нины, спросила: —Что, болят? — Не очень, только ходить не могу. Это твоя собака?