Сибирские огни № 05 - 1969
Утро серое, пасмурное. Падал легкий снежок.. Покрытые серебри сто-игольчатым куржаком деревья застыли, будто промерзли до корней. На столбах заборов покоились пухлые снежные шары. Голубели сугро бы, голубели заледенелые окна в домах, что-то голубое, чуть примет ное, повисло в проемах между домами, и клубилось вдали улицы. Нина давно не испытывала такого радостного возбуждения. Она идет рядом с мамой, и они вместе‘за веревку тащат сани. Они только что поели картошки без хлеба. Без хлеба еда совсем невкусная, и, по том, никогда не наешься досыта. Барахолку было слышно издалека. «Вот почему барахолку еще и толкучкой называют, потому что здесь все толкутся»,— подумала Нина, пробираясь следом за мамой. Спины, спины и ноги. Спины в полушубках, в шинелях, в овчинных под девках, в бархатных и беличьих шубках. Наконец, они выбрали сво бодное местечко. Мама постелила на сани коврик. — Залезай сюда,— сказала она,—притопывай почаще, чтобы но ги не замерзли.— Мама повесила Нине на одну руку' кружевную на кидку, на другую — черную ажурную кофточку, у ног поставила чугун ную собаку.— Пусть тебя караулит,— пошутила мама. Нина скорее угадала, чем поняла,— маме не до шуток, мама чем- то озабочена и даже испугана, и вдруг Нина почувствовала, что у нее дрожат колени. Она боязливо огляделась. Рядом с ними стоял красно армеец в буденовке и шинели, он тяжело опирался на костыли. Крас ноармеец продавал зажигалки. Около них юлила старушка в плюшевом салопчике и с облезлой муфточкой на шнурке. Дребезжащим голоском, будто ложечкой стучали о стакан, старушка выкрикивала: — Открытки с видиками. Покупайте открытки. Пахло чадом. В воздухе висел запах жареного мяса. Нина огляну лась: неподалеку на железной печке (такие печки почему-то назывались буржуйками) огромная бабища жарила пироги. Нина облизнула губы. Бабища, неожиданно для ее туши, тонким и пронзительным голосом закричала: — Пироги с лучком, перцем и с собачьим сердцем! — Не знаете, почем пирожки? — спросила мама красноармейца. — За пару двадцать тыщ просит спекулянтка, язви ее в душу! —• Голос у красноармейца простуженный. В глазах рябило от беспрерывного мелькания пестрых фигур, от назойливых выкриков звенело в ушах. Одна мама молча прижимала к себе свое любимое серое платье и пышный бобровый воротник. На верное, у них поэтому никто ничего и не покупал, даже не спрашивал. Наверное, надо зазывать покупателей. Нина хотела сказать об этом ма- л ме, но рядом кто-то хрипло прокричал: — Берите галоши, господа хорошие! Перед ними остановился высокий человек в черной шубе, он был какой-то не настоящий — борода и усы, а голова повязана платком, поверх платка — дамская меховая шапочка, на руках напялены гало ши. «Ненастоящий», глядя на маму, хлопнул галошиной о галошу и воскликнул: — Явление мадонны народу! Зрите, верующие! Венера милосская! Нина взглянула на маму. У мамы дрогнули брови. Высокая, в чер ной бархатной шубке, плотно облегавшей ее тонкую талию, она стояла, держась, как всегда, очень прямо, и смотрела куда-то поверх толпы. Тетка с длинным красным носом и близко посаженными злыми гла зами толкнула «Ненастоящего». — Ишь, уставился! Не видал, черт бородатый, буржуйских дамочек!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2