Сибирские огни № 05 - 1969
клокочущим голосом отец прокричал:— Не позволим! —Он круто повер» нулей, подошел к окну. Нина видела его спину с приподнятыми плечами, нога у него поче- му-то подергивалась. Ей хотелось заплакать, но она испугалась, что еще сильнее рассердит отца, и сдержалась. Мама все так же стояла, опустив голову, и для чего-то отдирала кружево от носового платка. И оттого, что они оба долго молчали, было особенно страшно. Пойрагивая ногой и растирая ладонями лицо, отец сказал; — Извини. Погорячился. Сказывается контузия! Он вышел из детской, даже не взглянув на маму. ...Петренко исчез. Нянька пояснила: «Не только нашего разлюбез ного денщика, а и других-то всех позабирали. Германец шибко воюет». Мама собирала в дорогу отца. Нина от него пряталась. Забиралась под рояль, раз залезла в гардероб. Сестры лежали в постелях, когда он пришел прощаться. «Кажется, спит»,—сказал он, склоняясь над ее кроваткой. Нина еще крепче за жмурила глаза. Он поцеловал ее в голову и ушел. Нина скоро забыла об отце, она тосковала о Петренко. Вместо него на кухне громыхала кастрюлями молчаливая Авдотья. Нина робко появлялась в дверях — а вдруг Петренко пришел? Авдотья поворачивала странно четырехугольную голову и шипела со свистом; «Брысь отцедова». Нине казалось, Петренко уехал ненадолго, он скоро придет, возь мет ее на руки и скажет: «Яку гарнесеньку баечку кажу дитяточке». Но он не приезжал. Обняв деревянную, выструганную Петренкой куклу, она забиралась с ногами на тахту, могла так сидеть часами. Мама встревожилась, при гласила доктора. Доктор долго выслушивал Нину, прикладывая ухо к спине. Поправляя белые хрустящие манжеты, доктор сказал: «У девочки малокровие». Нина послушно пила рыбий жир. Оставаясь одна, проби ралась к окну: по улице ходит много солдат, вдруг она увидит Петрен ко... Снег за окном крупный-крупный, будто бабочки мохнатые, всам делишные. Когда шел такой снег, Петренко говорил: «Бачишь, Ниночко, то на том свите чертяки перину трусят». Сугробы в снежную погоду пухлые-пухлые; в солнечную —они блестящие, словно из стекляшек, на них даже больно смотреть. С каж дым днем сугробы тускнели, оседали. Потом куда-то исчезли. Мама ска зала— превратились в ручьи. Утром лед, вечером — ручьи. Нина больше не бегала в кухню посмотреть, не приехал ли Петрен ко, и с Катей о нем не разговаривала, а Натка не спрашивала: «Где Петреночка?» И вдруг однажды Катя прибежала из кухни с красным лицом. — Нина, там какой-то солдат,—задыхаясь, проговорила она. Нина кинулась бежать, с размаху запнулась за ковер и, потирая ушибленную коленку, влетела в кухню. Солдат сидел у стола. Совсем, как Петренко,— одет так же и усы... Только это не Петренко. У этого лицо, как сыр,— все в дырочках. И он старый. Нина убежала в гостиную. Легла на тахту, засунув голову под подушку. В горле что-то стучало —не вздохнешь. — Ты чего? — спросила Катя.—Солдат маме письмо с войны при вез,—радуясь своей осведомленности, сообщила Катя.—Ну, чего ты плачешь? — Я не плачу,— скучным голосом, в подушку, сказала Нина,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2