Сибирские огни № 05 - 1969
крыв глаза, склонив голову к гармони, вслушиваясь, как поют меха, и его широкое лицо не улыбалось. У Нины заболело горло, она капризничала, отказывалась от лекар ства и полосканья, сидела в кровати, скручивая жгутом рубашку, и жа лобно выводила: «Петреночку... позовите Петреночку». Пришлось по звать. Из его рук Нина приняла лекарство, безропотно пополоскала горло. Случилось происшествие, еще сильнее привязавшее всех к Петрен ко. Мама заснула, уронив книгу на подсвечник с горящей свечой. Пет ренко прибежал на запах гари: тлела скатерть на ночном столике, тлел край одеяла. Мама проснулась, когда все было погашено. Бабушка, когда ей рассказали о случившемся, расцеловала Петрен ко и сунула ему в руки деньги, сказав: «Самому не нужны —пошлешь своим старикам». На прогулке нянька пожаловалась куме: «Уж теперь этот солда тишка заберет над ними волю». «Ты скажи,— сочувшвовала кума,— денщик, а его сама старая барыня нацеловывает». С воспоминанием о Петренко у Нины было связано воспоминание об отце. Отец находился где-то далеко, «на позициях», как говорила нянька. Если дети не слушались ее, она грозилась: «Вот напишет маменька па пеньке, он приедет и ужотко покажет вам». Об отце упоминалось вече рами, когда в длинных ночных рубашках, в своих кровагках с высокими боковыми сетками, сестры вставали на молитву. Мама обычно стояла около Наткиной кровати и вслух читала молитвы, дети за ней повторя ли. После молитв сестры хором произносили: «Пошли, господи, здо ровье бабушке, мамочке, и, сохрани, милостивый боже, папочке жизнь». Потом мама крестила их, целовала и уходила. Если мамы не было, мо литвы с ними читала нянька, и тогда Нина мысленно добавляла «от себя» — (при маме совестно было так делать),—«дай бог, чтобы завт ра было тепло и нас отпустили на прогулку» или «дорогой боженька, сделай, пожалуйста, так, чтобы у Петренко не болел порезанный палец», Иной раз выпрашивала у бога милостей и для себя: «Пусть мне подарят куклу с закрывающимися глазами.—И, крестясь с особым усердием, добавляла:—Только пусть у нее ножки и ручки сгибаются». Нина спросила Катю —молится ли она «от себя». Оказывается, и Катя молится, но о другом,—«чтобы папочка приехал». Нина, подра жавшая во всем старшей сестре, раз помолилась —«чтобы папочка при ехал», а потом забыла. Отец для нее был чем-то вроде бога, так же да леко. Только одно знают — наказывать. «Боженька накажет». «Папень ка — накажет». Получив письмо от отца, мама закрывалась у себя в спальне и вы ходила только к обеду. Глаза у нее были красные, она о чем-то вздыха ла и жаловалась на головную боль. Вечером она никуда не уезжала. Не зажигая лампы, лежала на кушетке. В такие вечера мама к роялю не подходила. Так продолжалось дня три, потом она надевала свое лю бимое платье —серое с черным кружевом, серые замшевые туфли с черными лакированными носками. Набросив на плечи соболий палан тин, мама уезжала. А в комнатах, по которым она проходила, витали необычные запахи. На другой день нянька судачила с кумушками: «Наша-то обратно ночью приехала, на тройке привезли. Муж на пози- . циях кровь проливает, а она танцы растанцовывает. Греха не боится». Как ни мала была Нина, но она понимала: эти злые тетки обижают ее милую, самую хорошую на свете, маму. Она решила отомстить: подошла
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2