Сибирские огни № 04 - 1969

А надо еще тебе знать, что тогда ж В соседней, озерами славной, долине Жил бай-богатей по прозванью Кокпаш. В его табуне, меж другими блистая, Порывист, летуч, как ружейный свинец, Известный всему голубому Алтаю, Игреневой масти гулял бегунец. И ночью безлунной, однажды наставшей, Такой, когда нет ни звезды, ни огня, И в темных горах верховой припоздавший Не видит ушей своего же коня, И в мире — ни шороха, в мире — ни звука, Одно бормотанье речных бурунов,— Собрал, как обычно, под властную руку Кровавый Карым своих ставших сынов. Они собрались на опасное дело! Но только обратно, взамен бегунца, Вьюком привезли бездыханное тело Сраженного пулей злодея-отца. Недаром в горах говорили в ту пору. Кокпашева пуля точнее, чем глаз! Позарился вор на поживу у вора — Да вот и нарвался на выстрел как раз!» Сдвигал собеседник мой сивые брови: «К чему,— говорил он,— рассказ я веду? Карымов Саду — он карымовой крови, Но разве похож на Карыма Саду?»3 3 I А вечер я провел под кровом дома, Под шелест яблонь за окном, в саду, В гостях у коммуниста, агронома — Товарища Карымова Саду. Мы вспоминали детство — и смеялись С непозабытой детской простотой Над тем, как мы отчаянно боялись Уединенной коновязи той. Мы вспоминали тьму преданий местных, И холодок струился по плечам — Нам говорили: «Черти гор окрестных Там жгут огонь и пляшут по ночам!» Мы приходили с плетью на рассвете И коновязь хлестали час подряд: «Боятся черти только конской плети»,— Так, мы слыхали, люди говорят. И настегав, казалось, их до смерти, Кругом бродили храбро допоздна. Простите, черти, мы не знали, черти, Что коновязь — не тем была страшна!