Сибирские огни № 04 - 1969
день был на кладбище опять, а потом даже хвастался, что сможет пе реночевать там. «А она вот просто и скучно, как правило умножения, запомнила, что никаких ведьм на свете нет, что покойники не поднимаются, что ки пяченое молоко лучше, чем сырая вода...» Она сейчас, по существу, жила той же напряженно распланирован ной, торопливой жизнью, какой жил он. И у нее уже тоже были неот ложные цели, задачи— например, к пятнадцатому разучить на пианино этюд, а к двадцать первому песенку про елочку, а еще нужно было слу шать уроки английского языка по телевидению, читать. Каждый день они вместе соскакивали в половине седьмого под захлебывающийся трезвон будильника, наспех пили чай, наспех одевались. Один раз как- то, закрутившись, даже забыли обуть дочкины туфельки. — Пап, а пап,—спрашивала дочка уже на остановке,— а воспита тельница не будет ругаться, что я только в гольфиках?.. • А в другой раз они разогнались в садик в воскресенье... Садик был для нее обязательной и, наверное, не совсем приятной службой —она радовалась, скакала, когда там что-нибудь случалось и туда не надо было идти. Но так бывало редко. В обычные дни лишь в шесть часов забирал он ее, и они, наскоро перекусив в неуютном, угрю мом, но попутном кафе, спешили домой —на уроки музыки или англий ского языка. Гуляла она мало —с восьми до девяти, а потом, съев свой неизбежный консервированный персик или выпив стакан кефира, ложи лась в постель, а он читал ей сказочку про мышку, которая жила где-то шпогребе, и как эта мышка на ночь взбивала себе постельку-земельку, как подкладывала она под головку лапки и закрывала гааза-бусинки. Засыпая, мышка думала: «— А завтра тоже будет большой-большой и светлый день». — Разве мышки думают? —засмеявшись, однажды спросила дочка. — Не знаю, наверное,—ответил он. — Мышки, папа, не думают. Думает только человек, —■Может быть, может быть,—соглашался он. И ему уже не раз хотелось бросить к черту все дела, решительно вырваться от разных и бесконечных служебных забот и немедленно укатить с дочкой в те, совсем неведомые ей, и потому будто бы и несу ществующие вообще, далекие и чарующие Джонки — показать ей тот мир, ошеломить ее, удивить. И казалось, что пройдет вот день-два и он сумеет закруглить все по работе, закончить и уехать тогда легко, со спо койной душой. Но эти день-два постоянно отодвигались и отодвигались, потому что задуманные им взрывы один за другим никак не давали того, чего добивался он —«чтобы черпали экскаваторы камень, как Амбар ный ячмень». Всего какой-то мелочи не хватало его экспериментам. И он вроде бы временами натыкался на эти мелочи, налаживал все сначала, но снова были неудачи, и он искал опять, нервничал, переживал. Было такое ощущение, что он находился где-то на самых подступах к истине, совсем-совсем рядом с ней, и это-то ощущение и держало и мучило его. И так могло тянуться, наверное, месяцами, годами, десятилетиями —до дочкиной самостоятельности. «А потом все эти поездки будут уже ни к чему, потом у нее будут уже свои заботы, свое кручение и верчение...» Он спросил ее как-то, просто так, после сказочки: — А хочешь, доча, мы пфедем с тобой в Джонки? — В Джонки?—переспросила она —Зачем? — Затем, что там твои деда и баба, там столько всего —воздух, солнце, помидоры на огороде...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2