Сибирские огни № 04 - 1969
языком бы еще полизал. А он: «по весне тоскую, Галка». А то выйдег за околицу, и давай палить в белый свет, как в копейку. Душу, гово рит, отвожу... Теплота и нежность к мужу чувствовались в ее голосе, и Карев не вольно позавидовал Федору, что вот любит его, в общем-то непривле кательного внешностью мужчину, такая красивая, кровь с молоком, женщина,— значит, есть за что любить... А еще подумалось о том, что если бы не случай,—может быть, никогда бы он не узнал об этих лю дях, которые живут в глуши, делают, наверное, самое нужное на земле дело — выращивают хлеб насущный, и никогда не терзают их сомнения о пользе своего труда. Они питаются самой здоровой пищей, продукта ми из первых рук, крепко спят, наработавшись за день, каждая семья нарожает по куче детей, и дети эти, подрастая, разлетаются во все кон цы своего великого государства и, крепкие духом и телом, становятся основной его опорой и защитой. И еще мелькнула мысль о том, что, в конце концов, все мы вышли из этих деревень, все ведем свой род от кормилицы-земли, которая скрыта от нас в городах под мощной тол щей асфальта и к которой надо бы почаще прикасаться... Да, город — это цивилизация нации, ее мощь и разум, но деревня —ее духовная кре пость и чистота... — Видите, во-он березовый колок на гриве?— прервала его раз мышления Галя.—Так держите прямо на него, а как гриву перевали те,'— увидите рям, а там уж и болота почнутся. 3 За деревней Карев сначала шел по проселку, по бурой, пыльной мураве меж выбитыми колеями, потом, чтобы сократить путь, свернул на целик, серебристый от мелкой, душно пахнущей полыни, весь исчер ченный цилючими коровьими тропами. Поднявшись на гриву, он вошел в реденький, сквозной лесок, который уже не давал прохлады, и тут сразу наткнулся на грибы. Грибы были лобастые, холодные на ощупь. «Белый гриб! Царь всех грибов!» —радостно догадался Карев и стал торопливо, будто ему могли помешать, сламывать мясистые, тугие,, как резина, шляпки и складывать их в кучу. Он позабыл обо всем, пол зал на коленях, вороша опавшие листья, тонко пахнущие йодом, и ког да опомнился, то удивился самому себе: «что это со мной? И куда я- теперь с грибами? Можно ведь было на обратном пути насобирать». Но бросать было жалко, и он снял рубашку, завязал узлами рукава и ворот, и стал складывать грибы в образовавшийся мешок, не переставая удивляться, откуда у него взялась такая жадность. Взвалив на плечи грибы, он заспешил, стараясь не глядеть под но ги, и скоро спустился в сырую ложбину, наполненную душным зудом мошкары. Долго шел в высокой, до плеч, траве, по осклизлой тропинке* которая привела его в сосновый бор, или рям, как зовутся здесь болот ные леса. В лесу этом было сумрачно, лучи предзакатного солнца еле пробивались сквозь кривые замшелые сучья низкорослых, черных ка ких-то, словно обугленных, сосен. Сырой кочкарник внизу так густо был усыпан рубиновыми ягодами клюквы, что негде ступить ноге. Выйдя на опушку, он снова отыскал потерянную в лесу тропинку, не тропинку даже, а так, еле заметную примятину в зеленой, как лук* осоке, и пошел вглубь болота. И чем дальше уходил, тем громче чавка ла под ногами лабза, зыбко качаясь, словно панцирная сетка, и в такт его шагам качались худосочные лишайчатые кустики ракиты по бокам
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2