Сибирские огни № 04 - 1969

камыша, которым был забран хозяйский хлев, наконечников Глеб накле- пал из ржавой жести. Таська держала фанеру, на которой углем был нарисован зверь* скорее всего леопард. Глеб прицелился, опустил тетиву, стрела вместо усатой кошачьей морды вонзилась Таське в ногу. И не будь Таська влюблена в своего квартиранта, реву было бы на всю улицу. Но нет, не пикнула даже Таська. Только сморщила конопатое лицо и молча выта­ щила ржавый наконечник из икры. Оттуда тотчас же забил красный фонтанчик. — Давай завяжем,— предложил помертвевший стрелок. Ногу они завязали тряпицей, но на следующий день нога распухла* все выяснилось. Подоксениха, дождавшись, когда мать придет с работы,, устроила скандал. — Убирайтесь к едрене-Фене! —кричала она.— Угробили мне девку! Мать взяла льняное полотенце, медленно скрутила его в виде ка­ ната, и канат этот обрушился на место, самим богом предназначенное для ученья... При этом плакала мать, плакала Таська, орала Подоксе­ ниха, ревел Глеб. На новую квартиру переезжали, когда нога у Таськи стала поджи­ вать. Они сложили на сани весь свой скарб, конюх из промкомбина­ та, где работала мать, скомандовал: «Н-но, каурая, но!» —и при? этом хлестнул по лошади кнутом. Прощай, Таська, 'прощай, первая& любовь... Новую хозяйку звали Маруськой. Это была толстенная ленивая ба­ бища. Работала она на мясокомбинате, и семья ее жила костями, кото­ рые Маруська приносила с работы в засаленной хозяйственной сумке* Та зима была особенно голодной. Маруськиных ребятишек заедали вши. Вши набросились и на Глеба с матерью. У Глеба постоянно зудело- в голове, под рубашкой и в трусах. Митька, старший из четырех Марусь­ киных чад, не выдержав, снимал иногда рубаху и щелкал ногтем боль­ ших серых насекомых. А тут еще мать не получила премии. Всем швеям, что шили тело­ грейки для солдат, ежемесячно выдавали кусок материи, которую можно* было продать на базаре. Но вот сменили директора, а новый заявил —- никаких премий. К тому же Маруська перестала приносить с работы кос­ ти, а приносила теперь в ведерке бычью кровь. Все обитатели Марусь- киного дома усаживались вокруг большой сковороды и глотали запечен­ ную кровь, глотали без хлеба, без ничего. Глотать ее, черную, сухую, было трудно, и очень болел потом живот, будто в кишках образовались пробки... Толстая Маруська частенько шепталась с матерью о каком-то кол­ баснике Петре. Из громкого их шепота Глеб уяснил, что толстуха мечта­ ет «отбить» этого Петра у его жены... Однажды Глеб, решив, что на шестке у печки стоит чай, взял да и глотнул из кружки. И тут же сплюнул: в кружке была какая-то гадость. Глеб выплеснул ее в помойное ведро. А вечером Маруська раскричалась, она переругала своих детей, грозилась избить их до полусмерти. Митька, старший, на редкость красивый, но до невозможности грязный пацан, забился в угол, где Глеб читал про капитана Немо. — «Присушки» у нее кто-то вылил, вот она и...— так пояснил Мить-» ка буйство матери. Глеб почувствовал, как внутри у него похолодело.