Сибирские огни № 04 - 1969
вскинула голову. «Это тебе не песенки напевать... на разведку-то ходить, в страшные-то места!» Полузанесенная, видимо давнишняя, лыжня вела вверх к истокам ручья Ручей был загроможден стволами деревьев, некоторые из них на клонились, нависли над водой, иные переломились и обрушились попе рек течения. На стволах этих шапки снега, камни тоже в огромных шаро видных шапках. Черная вода осторожно пробирается между пушистыми белыми шарами —не повредить бы, не испортить! А над лесом в чистом небе стыла Говерла, пирамида с четкими за зубренными гранями. Где-то там, за перевалом, на западе было еще солнце, оно освещало одну половину пика, и эта половина была снежно розовой, на другой же половине поселился черно-синий сумрак. Тропа вильнула вправо, и восходители оказались-на большой засне женной поляне, по-здешнему— полонине, лежащей у подножия другой горы. — А вот и Петрос!—воскликнул Мурашик, тащившийся, впереди нее, Оли. «Понимает ведь!» —усмехнулась Оля, глядя на неуклюжую фигурку Мурашика, от которого валил пар. Второй после Говерлы карпатский великан был так близко, что ка зался доступным, как посредственный холмик. И только внимательно приглядевшись, Оля сообразила, что точечки на этом снежнокаменном зубце не что иное, как деревья... Пробежали полонину и уперлись в крутой, последний и решающий, как было объявлено, склон. Все стали разворачиваться боком к этому склону, что означало «лесенку». За два дня непрерывного подъема к «приюту» Оля научилась стискивать зубы и на каком-то, уже, наверное, третьем дыхании дотягивать до привалов. Но эта «лесенка»... Закусив губу, Оля поднимала ноющую от усталости ногу с лыжиной и ставила ее на следующую «ступеньку» —след, продавленный парнями. Прямо над головой у Оли то же самое проделывал Мурашик. Кряхтя и чертыхаясь, он карабкался вслед за Чердынцевым, тот за Трублиным, и так все выше, выше... А там . Глеб Устинович, черный маленький челове- . чек, вкрапленный в белизну. Копошится, копошится черный человечек, а после него на нетронутом снегу остается след какого-то гигантского одногусеничного трактора. По этому-то следу, углубляя и безобразя его, лезут вверх разведчики. А за ними из последних силенок она, Оля. Последней хорошо: если и всплакнешь от изнеможения, никто не заметит. А всплакнешь —легче станет, а легче станет — поднимешься еще на од ну «ступеньку»... Так-то вот и взобралась Оля на самый перевал, в эту узкую пустын ную седловину между двумя вершинами. И прежде всего захотелось ог лянуться, посмотреть туда, откуда пришли. Оля оглянулась и замерла, не в силах сказать слова, сделать движение... До самого горизонта ле жала сине-белая, уже погружающаяся в ночь, горная страна. Между горами, по долинам, стояли озера плотных облаков, и от вида их, улег шихся далеко внизу, охватил Олю диковатый восторг: «Это я, Астанина Ольга, стою здесь! Это я!» И, странно, усталости как будто не было, ды шалось легко, хотелось запеть, закричать— это я, это я, это я! Потом она повернулась на запад, повернулась и невольно глотнула воздух. Прямо из-под ног начинался спуск в другую долину, которая тоже уже погружалась в темноту. За долиной снова были горы, еще вы ше, снежнее и диче, чем Говерла и Петрос. А над этими горами разли лась заря, будто солнце напоролось на одну из вершин и густым пламе нем растеклось по зубчатой стене.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2