Сибирские огни № 04 - 1969
великан взял целое заснеженное поле и поставил его наклонно от земли до самых облаков. А потом посеял на этом поле разноцветных букашек... И сам исчез, растворился в небе, слился с ним. И только в бинокль раз глядишь, что эти букашки на самом деле горнолыжники в ярчайших свитерах и куртках. Вот они появляются вроде из самых облаков и,, лавируя между проворно ползающими собратьями, взметая на виражах снежные вспышки, несутся вниз по склону. А внизу около леса, у подно жия горы, вращается пестрая карусель их разворотов. В поселке же Ясиня текла неторопливая жизнь. В ресторане турба зы обедали, кто-то играл на рояле «песню Сольвейг»; вот прошла щебе чущая стайка полячек-горнолыжниц, грузин-хвастун, работая на публи ку, демонстрировал прыжки и повороты прямо у крылечка базы. Зеваки- снисходительно смотрели на его необыкновенные лыжи, на его велико лепный в крупных розах слаломный костюм. Молча стояли в сторонке два парня из ГДР, высокие, белокурые, в тирольских шапочках. Не спе ша расхаживали по улочкам поселка туристы из Москвы, из Ленин града и Одессы. А приглушенная стенами песня Сольвейг никак не кончалась, и это было хорошо, Оле так и хотелось, чтобы она не кончалась... От начальника контрольно-спасательной службы вернулся Глеб Ус- тинович и сказал, обращаясь ко всей группе, что он добился-таки разре шения на подъем к «приюту». — «Приют»? А это выше, чем они? — спросила Оля, указав на склон, усеянный лыжниками. — Намного,— с достоинством ответил Глеб Устинович.— «Приют» расположен под самой Говерлой. Растянувшись цепочкой, двинулись от Ясиня в горы. Ночевали в пу стующем летнем филиале турбазы. Мурашкин, бедный неуклюжий Му- рашик, «художник-сюрреалист», как зовут его в техникуме за всяческую» чертовщину, которой он украшает свои конспекты... так вот, Мурашик спалил ботинок — так усиленно сушил его. Тут Оля снова рассмеялась, вспомнив, как утром Мурашик понес свой ботинок в ручей — размачи вать, а Глеб Устинович сердился: — Брось ты, Саша! Пустые же хлопоты... Уголь обратно в кожу ни как не превратишь. Моли бога, что есть запасная пара. Позавтракали, и снова караваном растянулись по извилистой тропе. К полдню впереди над лесистой грядой показался снежно-голубой зубец вершины. «Говерла, Говерла!» — полетело по цепи. Миновали последний домик лесорубов, исчезла узкоколейка, леса спустились в распадок, об ступили ручей, который звучно сбегал по ступенькам-камням. И там, где распадок сужался и становился по сути дремучим и узким ущельем, там и стояла избушка — «приют». В избушке были нары и железная печка со вспыльчивым характе ром: она мгновенно раскалялась докрасна, гудела, рядом с ней был» знойно, но так же мгновенно печка остывала. Устраивались, обследовали окрестности, пилили и кололи дрова, не подалеку от избушки наладили костер. «Какой же вечер без костра!» — сказал Глеб Устинович. А выполнять его распоряжения — одно удоволь ствие. Во-первых, он хорошо знает, как и что в походе делать, а во-вто рых... ей, Оле, нравилось в нем все^ Ей нравилось смотреть, как он садит ся на чурбан, хмурится и разворачивает карту. Ей нравилась его черная, шелестящая при движениях куртка, синие «техасы» с множеством кар манчиков, шерстяные гетры с белыми полосками, вязаная шапочка с ко
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2