Сибирские огни № 03 - 1969
Одним глазом на Бову — тот судорожно улыбался углами губ... Вон что: значит, не просто картинка, нарисованная Рушевским, есть та кой суд! — С кого начнем? — сказал Трофимыч.—Может с тебя, Надежда Глущенко? Честно и прямо. — Честно и прямо,— ответила девушка.—Честно и прямо — ниче го не знаю. Взбесились, что ли. Мы с Таней впереди, они поотстали, и чего-то заспорили. Только вышли на поляну — они в драку. Я перетрух нула и драпака! — Таня Франковская,— сказал Трофимыч.— Честно и прямо. — Честно и прямо,— сказала Таня,— хоть папка и против, и хоть все Яшку считает легким и нахальным, а он не пропащий, это в нем дурь, пижонство... не главное в нем... И я его люблю. Вот. Не скрываю. И не гляди так на меня, папа. Все Яшку хвалили, когда он маховик об работал, и во время наводнения. А спор у них с Семкой давний и Яшке я сто разов говорила: не подличай, не тяни с товарища, не унижай... у Семки, я видела, душа кипит, и, наверно, я тоже виноватая в том... — Хватит с тебя,— прервал ее Трофимыч.— Бова! Честно и прямо. — А что я? Мы с Хромовым — разнять дураков. И нам же попало! — Бова, честно и прямо. — Ну, честно и прямо. Конечно, хотел влепить несколько плюх. И влепил. И еще бы надавал, если б не Франковский. Потому, про Яш ку правильная заметка, а он пакость Колобовникову и Марусе. И у Ле ны Удатовой письма выкрал, пусть скажет, мелкота разнесчастная! — Ладно. Помолчи. Хромов, честно и прямо. — Я с Боной — честно и прямо — во всем согласен. Хоть мы и раз нимать, а не в драку... Я — честно и прямо — еще бы раз отлупил их. Честно и прямо. — Без толку не клянись, береги слово. Развоевался! Все. Иван Эдуардович, говори не злобясь, дело говори! — Честно и прямо,— ровным скрипучим голосом заговорил ста рик.— Сколько ж можно терпеть! Понаденут гаврилки, мещанские фок строты, девушек портят. Прогульщики, гнилье, а не люди. А кричат: «Мы пролетарии». Тут все во имя общего дела, а они рвут для себя. У меня дочка, одна у меня дура... — Ладно, хватит, Эдуардыч. Яков Кукушкин. — А я что, Федор Трофимыч! Я всегда честно и прямо. Меня кри тиковали, я признал. А за май у меня две нормы, хотя и прогулял. А на счет Таньки, Эдуардыч зря, поскольку у нас любовь. А е Опритовым ерунда, мы б сами поладили, если б эти не наскочили! А раз папаша приказал, для меня — закон! — Врешь, врешь! — закричал Опритов.— Все врешь. Не честно, не прямо. Я по-человечески хочу, надоело! А ты чужими руками, сам гово рил: норма для дураков. А письмо на Колобовникова вместе писали. И Ленкино письмо —мы, мы утянули —хотя я слышал, как она Рае и Марусе: «Завтра Бове, как комсоргу, покажу». Надоело мне, надоело! — Так,— сказал Рушевский.— И с тебя довольно. Кто, старики, зачнет? И тут странный пошел у них разговор, вроде как между собой. — Преж всего,— Егорушкин сверкнул глазами из-под изморщен- ных век — Давайте-ка, осадите от дерюги. С самого пятого года наша дерюга. И речи слыхивала, и листовки повидала. Ежели б нашей дерюге человечью память! А, старики?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2