Сибирские огни № 03 - 1969

Вы теперь поняли, выпускник Томского горного,— поняли, как хорошо раствориться в коллективе, слиться с людьми, делать общее дело? — Да. Но я хочу сохранить себя. Я не хочу превратиться в нечто -среднеарифметическое. Должен ли я жертвовать Бахом, мадам Сама- ри, Шиллером? — Временно, да. Просто сейчас важнее другое. Надо меньше ду­ мать о себе. — Но ведь это фальшь. Каждый хочет жить лучше, а почему-то стыдится этого. У Вовы нет ботинок, он живет с больной сестрой в под­ вале, девушки пьют в общежитии кипяток с ржанухой,— и странное дело,— не это считают настоящей правдой, истинной жизнью. Настоя­ щее, это —субботники, собрания, рейды, посты. Этого я никогда не пойму. — Жаль! Вы еще в том, своем, старом мире! А у них есть цель — общее благо, слышите, выпускник Томского горного! Двое, в окружении других,— и те, другие, не прочь посмеяться, на­ блюдая, как въедливая смуглолицая женщина допрашивает здоровен­ ного дядю с помощью черной коробки. — Вы до литейно-механического, дорогой товарищ, где трудились? — Я возглавлял, значится, прядильную фабрику. В Павлове- Посаде. — О, вы по образованию — текстильщик? — Да нет, не кончал. Меня туда, значится, руководить с деревооб­ делочного, из Рязани. А до того я заведывал... — Понимаю, дорогой товарищ, возглавляли, руководили, управля­ ли, заведывали. И вам все равно что —оглобли, колбасу или турбины. А я-то ломаю голову, как это товарищ Киреев не отличает отбеленный чугун от серого. И улыбаться, товарищи, нечего. Очень это печально. Очень. Двое. Худой, с впалой грудью и перемотанный шарфом. Маленький, седоусый, в рубашке с отложным воротником. , — Да что вы, братец! Я для себя малюю, сызмальства. Чего там смотреть. Любительство. Мальчишкой вокруг Строгановки, попозже — в Третьяковку, к Сурикову,—и вся, братец, наука. Это мы чуток выпили, вот я и побахвалился! — Нет, нам Андрейка говорил про ваших «Стариков» и про ваше­ го рабочего с чугунным крестом на плече. Вы уж извольте ко мне в мастерскую, а я к вам. Фу, сквозит тут, что ли? И еще двое — на отшибе, внизу, на камнях у пересохшего ручья — тот, долговязый, в бостоновом пиджаке, и дружок его в грязно-желтой фуфайке. — Три рубля я тебе дома. Пять на пароходе. И сейчас привязался, требуешь! — Не вопи, надоело. — Надоело? Тебе? А может, мне? Хочешь, пойду сейчас наверх и всю правду грохну. — Иди, если себя не жалеешь. — И пойду, гад, и пойду! — Разошелся! Погоди, дурень, ругаться. Лучше подадимся в лесок