Сибирские огни № 03 - 1969

Мать бросила быстрый взгляд на фотографию под Ильичей, гля­ нула на дочь и стала разливать щи по тарелкам. И Андрей понял, что больше уговаривать не станут, но смотри, если будешь морговать! Щи были пустые, и без сметаны, но с жареным на постном масле- луком, и с чесноком, и были очень вкусны. И наливалось тут по са­ мый край. — Моргуете — это кто брегзует,— вдруг выпалил Павлуха.— По- сибирски так. — Наш отец из Сибири, вот! — сказала Ксюша. — Ешь, сынок, ешь, доченька,— сказала мать, снова кинув быст­ рый взгляд на фотографию,— отец-то наш супчик почитал главной едой. Подавай ему перед сменой либо щи, либо горохового. Только щи-то я, бывало, с головизной, а гороховый со свиным ребрышком. Опустел ныне супчик, что поделаешь! — Ничего,— сказал Бова.—Пятилетку выполним — другая житу­ ха пойдет. Это все временно— нехватки... Он пошел к дивану, развернул газетный кочан, вынул из него ка­ стрюлю и передал матери. Перловая каша, хоть и не жирно подмазанная маслом, показа­ лось Андрею не сухой, как в столовке, но густой, мягкой и будто про­ томившейся в мясном бульоне. Пронька принес высокий жестяной чайник и стал разливать па кружкам чай. Посреди стола появилось блюдце с повидлом. «Вот по­ чему у каждого ломтик хлебца припасен. По седьмому талону повидло, по карточке ударника». И тут произошло то, к чему в этом доме, видимо, уже привыкли. Ксюша зажмурилась,— не только глаза, все свежее лицо ее зажму­ рилось. А когда она открыла свои хитроватые глаза, возле ее чашки лежала маленькая, круглая, пупыристая от расплывшегося сахара булка, и она не жадно, а весело схватила ее, прижала к носу, к щеке» понюхала, лизнула и обвела всех за столом сияющими глазами. — Кто сегодня- колдун, признавайтесь? Кто колдун? 11 Они долго шли молча, Бова с Хромовым,—по нескончаемо длин­ ным Садовникам, по набережным Яузы, по кривым переулкам Замо­ скворечья. Было по-июньски светло, но прохладно. Несколько раз проморо- сил тихий дождик, оставив в воздухе легкость и свежесть. Они прошли двор, обогнули горы мусора, миновали зазеленевшие бледной чахлой листвой кусты акации. — Видишь, дрыхнут,— Бова ткнул в черневшее над ними окна верхнего этажа.— Разнежились! Полуразвалившаяся, в дырьях, терраса, белье на перехлестанный веревках, расшатанная лестница. Все как было. Бова негромко постучал. Ни звука. Бова, полуотворив дверь, скользнул в комнату. В комнате никого. Койки Кукушкина и Опритова заправлены, будто после той смены они и не ложились. Осечка, Елизар Бова, плохо ты рассчитал! Бова выдвинул из-под стола табуретку, сел, протянул Андрею