Сибирские огни № 03 - 1969

Из архива? Член партбюро? Кто-нибудь из старых друзей: «Пом­ нишь, как в Париже, в Гран Опера»? Или: «А стокгольмский вокзал, приезд Ильича!» Или: «Киевский арсенал бухает, а мы с вами на кры­ том рынке...» * Нет, вроде какой-то другой разговор. Идти в комнату, садиться за стол и удивляться удивлению гостя, что Андрею восемнадцать, а был «во какой!» Нет, лучше нырнуть в Юлькину постель, за перегородкой, полюбо­ ваться цветной фанерной росписью—и уснуть, а то не проспать бы: чуть рассветет, надо на Озерки! Да, но что ж такое —сквозь чужую, светлорусую бороду прорыва­ ется чертовски знакомый голос —слыханный-переслыханный. — Вы говорите: неблагоразумно. А я живу по Франсу: «Молодые люди, будьте кем хотите, только не будьте благоразумными!» — Зимой, в одном пиджаке, без копейки в кармане рвануться в неизвестность. При чем тут Франс! И где тут идея, цель, смысл! — О, тут расчет! Поджидаешь скорый на первой крупной станции. Вбегаешь, перед отходом, поеживаясь,—в пиджаке, без шапки —в спальный вагон. Интеллигентное лицо, и пиджак —добротный, шевио­ товый. Через полчаса сколотил любителей пульки и—небрежно про­ воднику: «Чай, пожалуйста, в третье купе». Третье купе еще не знает, как метет твоя метелка! К концу дня я —первое лицо в вагоне, назавтра мне кланяются проводники всего состава, в середине пути со мною здо­ роваются как с наркомом финансов. Если бы люди знали, до чего рва­ ная подкладка исподтыла моего шевиота! Но люди редко интересуются подкладкой. — Вы плохо начинаете жизнь. Плохо! —с горечью говорит мама. Она снимает пенсне, протирает стекла, и Андрей видит ее красные, за­ плаканные глаза. — Серафима Ивановна! Начало —не всегда самое светлое место биографии. Неважно, как начнешь, важнее, как кончишь! Юрка Днепров —это он! — смешно, тыльной стороной руки проводит под бородой. — Это софизмы, это жалкие слова,— говорит мама.—Это все в самооправдание. Бросить родителей, жену. Ради чего? — Ради чего? Что-нибудь получится. Не сразу. Правда, я ничего­ шеньки не мог придумать, когда в Ташкенте на вокзале меня встретила милиция. Оказалось, что документов у меня —расческа и два билета в кино —память о последнем московском вечере с Сонечкой. Пришлось давать телеграмму академикам. Да, но где же наш субчик? Субчик уже рядом и молча глядит на обритую потемневшую Юр­ кину голову, на тонкое, подзагорелое лицо с будто приклеенной широкой окладистой бородой, выращенной в суровой пустыне Бед-пак-дала! — Ты как... Насовсем? —спросил, наконец, Андрей после того, как они немного похлопали и помяли друг друга. — Так ты, субчик, ничего не знаешь? И Сашка? И Борька? И Юл? Хороши друзья! —Юрка все так же исподнизу поглаживал бороду.— У меня ж сын родился. Ярька. Ярополк Юрьевич! Мама, усмехнувшись, уголками губ, взяла чайник и вышла на кухню. Ладно — борода! Это, если не бриться год, хоть у кого вырастет. Но —сын! Юрка Днепров, костистый, голенастый Юрка —папа, па­ почка! — Здорово: живешь в пустыне, пьешь спирт, ищешь медь и уголь, а в это время у тебя рождается сын'