Сибирские огни № 03 - 1969

рода талант; характер, взгляды, мысли, осанка, почерк — все в Климове было чет­ ко и прямолинейно» («Девять минут»), И на первых порах это вызывает раздра­ жение, протест у Юрия Русакова, да, по­ жалуй, и у читателя: слишком уж очевид­ ным контрастом является характер Кли­ мова по отношению к несобранности, импульсивности, лени — ко всем тем «ма­ леньким слабостям», которые мы так охот­ но прощаем себе на том основании, что они «маленькие». Но вот писатель последовательно и не­ торопливо раскрывает органичность, обу­ словленность характера старого лоцмана самой профессией, и мы, вместе с молодым героем, невольно задумываемся о том, что умение управлять своими чувствами, эмо­ циями, быть истинным хозяином обстоя­ тельств, а не игрушкой случая — полезно не только лоцманам. И не столь уж наивно бесхитростное поучение Климова: «На ры­ балке случается: забросишь леску неудач­ но, она захлестнется и в такой переплетет­ ся узел, что нарочно так не запутаешь. Другой, глядишь, повозится-повозится, тер- пеньица не хватит — и ну рвать, 'что есть мочи. Порвет леску на куски, потом вяжет их один к одному. Какая после этого ле­ ска? А нужно взять иголку или булавку, селезенку свою коленкой придавить, чтоб не играла, и терпеливенько, узелок за узел­ ком распутывать. Работа ювелирная, зато и леска получается как леска...» По прочтении рассказа многие качества Климова оцениваешь уже по-другому, чем вначале; значит, автор сумел произвести в сознании читателя те же изменения, что и у своего героя Юрия Русакова — а это не так уж мало. Если старый лоцман в рассказе «Девять минут» очерчен четко, почти с графической заостренностью то образ капитана Ва­ сильева («Ходовые огни») воссоздается ка­ кими-то почти неуловимыми штрихами. Нет здесь ни его портрета, ни предыстории, ни косвенных характеристик через других ге­ роев, но манера говорить, интонации, же­ сты, минуты сомненья и рождение решения в сложной ситуации — все это создает об­ раз человека многогранного, остро думаю­ щего и тонко чувствующего. Способен Б. Водопьянов выстроить и динамичный напряженный сюжет. Рассказы «Ходовые огни», «Банка новая», «Девять минут» разворачиваются как увлекатель­ ные, законченные, драматические истории. Но несомненно литературный профессио­ нализм, обретаемый Б. Водопьяновым, по­ рой таит свои «мели и предательские пере­ каты». Говоря языком одного из героев, если «лоцманская профессия граничит с искусством... а для искусства нет ничего за­ зорнее, чем топтать исхоженные тропы», то для искусства литератора этот закон имеет еще большую силу. А опасность сбиться на «исхоженные тропы» Водопьянову уже грозит. Таков его рассказ «Собачий закон». Претендующий на народную мудрость «за­ кон», подмеченный в стае собак, где лени­ вую могут загрызть собратья,— по край­ ней мере, наивен, хотя автор устами героя и восклицает: «Собачий закон, а какой справедливый», намекая тем самым, что, мол, и людям не вредно было бы позаим­ ствовать его... Недостаточно требователен автор к се­ бе и в рассказе «Рельеф дна». Вроде и чи­ тается он легко, и написан по всем кано­ нам северного рассказа,— есть там и усто­ явшийся суровый быт маленького коллекти­ ва, и рыцарское отношение к единственной женщине, и новичок, нарушающий неписа­ ные законы,— и все же удовлетворения .он читателю не приносит. Досадно встречаться с таким «обкатанным», как речная галька, персонажем, как инженер • Белосельский. Буквально с первых страничек, как только появляется этот красавец-мужчина («кра­ сивее карточного валета»!), сразу ясно, что здесь может быть лишь два решения — или. вопреки предвзятому отношению всех участ­ ников экспедиции к герою, он окажется хо­ рошим человеком, или—«за прекрасной фор­ мой обнаружится гнилая сущность». И очень скоро убеждаешься, что все склоняется ко второму варианту: Белосельский карьерист, циник, походя разбивает он семейное сча­ стье одного из сотрудников экспедиции. Здесь автор вывел читателя к «пункту на­ значения», выражаясь его же терминологи­ ей, «по строго выверенному фарватеру», забыв, что читатель сам хочет быть «лоц­ маном». А ведь, по словам одного из геро­ ев Б. Водопьянова, «все, что делает чело­ века лоцманом, лежит глубоко под во­ дой»... Огорчает в этом рассказе и внезапно появившаяся у автора «глухота к слову» — так бесцветен и однообразен набор эпите­ тов, относящихся к внешнему облику Бе­ лосельского: «красивая сильная шея», «кра­ сиво работая вилкой и ножом», «сделал изящный поклон головой»,' «прямой изящ­ ный нос, длинные девичьи ресницы и све­ кольный румянец», «румянец на щеках стал гуще», «потемнел щеками» и т. д.— вот уж поистине «красивее карточного ва­ лета»!., Возникают давно знакомые литератур­ ные ассоциации и при чтении рассказа «Банка новая»: слишком традиционны здесь и образы купцов, и история обогащения приказчика Полуверова. Есть некоторые замечания и к другим рассказам. Так, стремление разоблачить «капиталистическую сущность» капитана Алимпаса («Ходовые огни») оборачивается плакатностью, иллюстративностью. «Стра­ дательная» роль матроса, снятого с грече­ ского судна (в том же рассказе), чрезмерно подчеркивается стилистически, без доста­ точного художественного вкуса («плакал без слез, беззвучно глотая сухие комки», «его лицо заливала мертвенная бледность», «тонкая восковая рука», «скорбно-иконный лик бледного лица», «густая тоска сжал» его сердце» и т. д.). Все эти огрехи мож